«Воздух над вельдом дрожал от зноя, и нестерпимо мучила жажда».
Так я собиралась начать маленькую зарисовку (фактически, драббл) из своего хедканона. 2178 год, Земля, Южная Африка, солнце палит, как сумасшедшее, и герой зарисовки выходит к ожидающим его репортерам; два часа назад пресс-служба Альянса официально объявила о том, что Алан Шепард, адмирал, ветеран Войны Первого Контакта и прочая, прочая, прочая, уходит в отставку, и вопросы сыпятся со всех сторон. Что послужило причиной отставки? Собирается ли майор Ханна Шепард уйти вслед за своим супругом? Не будет ли адмирал Шепард так любезен прокомментировать слух о том, что у него возникли трения с командной верхушкой, в частности, с адмиралом Стивеном Хаккетом?
«Стервятники, — устало подумал Шепард. — Но я еще не настолько стар, чтобы позволить им выклевать мои глаза».
Во время обмена вопросами-ответами, как ударами в спортивной борьбе, на вопрос о причинах отставки Шепард устало отшутился так: «Согласно пословице, каждый мужчина должен в своей сделать три дела: посадить дерево, построить дом и вырастить сына. Сына я вырастил; теперь займусь первыми двумя пунктами».
Он уже сказал твердо «Никаких вопросов больше, хватит!», но увидел молодого репортера, пробивавшегося через толпу, и разрешил ему задать последний вопрос. Этот репортер — молодой, стильный, при старомодном галстуке и с ехидцей во взгляде — напомнил ему собственного сына.
Молодой человек вышел вперед, поправил камеру и деловито спросил:
— Вы сказали, что уже вырастили сына. Кого вы имели в виду: Марка Вандерлу или Рипли Шепард, капрала пятой приграничной дивизии?
| остальное тоже можно читать как фанфик |
О детстве Рипли я уже писала когда-то здесь, но хочется сказать еще.
Намечая себе Шепард еще до прохождения МЕ1, я думала выбрать сочетание Colonist/Sole Survivor: мне хотелось, чтобы персонаж знал, что такое нормальное детство и земля под ногами. Вчитавшись внимательнее, я поняла, что такая концентрация драмы в прошлом героини мне не по вкусу, и сменила Colonist на Spacer, переселив Рипли на космические корабли и подарив ей живую, здравствующую маму, о которой у меня сам собой придумался фанон. А где мама — там и папа, там и вся большая, не очень дружная семья бабушек-дедушек.
На момент встречи с двадцатипятилетней и рыжеволосой Ханной Алану Шепарду исполнилось сорок три года. Он был матер, опытен, свежеразведен и дал себе зарок никогда больше не связываться с таким хлопотным и беспорядочным занятием, как женитьба. Свадьбу, тем не менее, сыграли через пять месяцев, и тут мне почему-то вспоминается «Пятый элемент», в котором Корбен Даллас заливал бортпроводнице о внезапности любви («Мы молодожены… Знаете, как бывает: раз! и пробежала искра...») под возгласы рыженькой Лилу («Мультипаспорт! Муль-ти-пас-порт!»)...
Словом, между Ханной и Аланом проскочила искра, и Рипли родилась год спустя на каком-то корабле чуть ли не во время межпространственного прыжка. Алан Шепард очень любил детей и ладил с ними без всяких фальшивых «У-тю-тю» и «Кто тут у нас такой хорошенький», так что в детстве Рипли была папиной дочкой, пока мама взбиралась по лестнице рангов. Беда Алана была в том, что он совершенно не понимал подростков и не помнил себя в этом ужасном возрасте. Переходный возраст сына был для него непрозрачным коконом, из которого вышел поумневший и образумившийся, но чужой и неизвестный человек; с ним можно было поговорить, не слыша «предок» и «отвали» через слово, но неясно, как и о чем. Потеряв контакт с сыном, Шепард боялся, что история повторится с дочерью.
И она, конечно, повторилась.
«В четырнадцать Рипли убедила Хадсона, генеральского сына, помочь ей натянуть тяжелый кокон скафандра и выкинуть ее – без разрешения, без ведома взрослых, без страховочного троса – за борт. Так, она читала, раньше короновали в астронавты: оставляли новобранцев подвешенными в черноте посреди звезд, а потом подбирали их, воющих и извивающихся, потрясенных и раздавленных соприкосновением с бесконечностью внечеловеческого бытия вселенной. Космос был проверкой на прочность, пройти которую с честью мог не каждый. Рипли так и не удалось попробовать свои силы: струсивший Хадсон невовремя рассказал все родителям, и вместо испытания в открытом космосе состоялась тяжелая беседа за закрытыми дверями. Рипли было стыдно и неловко перед отцом, но то был лишь первый из ее глупых подростковых бунтов, и не было возможности захлопнуть этот ящик Пандоры, однажды открыв его».
К счастью, Ханна, считавшая, что с маленькими детьми разговаривать не о чем, хорошо ладила с подростками и молодежью, и Рипли, теряя отца, начала видеть в матери друга.
В семнадцать лет Рипли отправилась на Землю к многочисленным родственникам и поступила в Университет мировой экономики и дипломатии, на факультет международных отношений. Это был скорее родительский выбор, нежели ее собственный, но выбор неплохой. Во-первых, в иных обстоятельствах из Рипли вышел бы недурной дипломат. Во-вторых, в престижном университете полно было золотой молодежи, и началось: своя компания, VIP-клубы, тусовки, легкие галлюциногены, «к которым не привыкаешь»... (Этим Рипли, кстати, напоминает мне Джиллиан Андерсон: та в юности панковала, а в молодости успевала и вкалывать, и выпивать.)
В «своей компании» оказались, кроме Рипли, трое; их характеры я толком не продумывала, потому что в этой истории они — лишь статисты, на фоне которых выступает главный герой. С одним из них у Рипли случился, кажется, дружеский секс. Другой (или это все тот же?) был наделен некоторыми чертами, которые потом перешли Марку...
Кстати, о Марке. «Вандерлу» — это даже не пасхалка, это глупость; просто мне нужно было придумать Марку псевдоним, и фамилия Вандерлу сама прыгнула на ум, и приклеилась к персонажу так, что не отлепишь теперь. Он старше Рипли на четырнадцать лет. Он успешный искусствовед, архитектор и блогер (известен под ником The_revelator; это не очень тонкий намек на Иоанна Богослова и, как говорит, Марк, на «любимое хобби — срывание покровов»). Неженат, но живет с некой женщиной уже пять лет. Носит старомодные костюмы и очки, доводит идиотов до истерик, не стесняется крепкого словца и чем-то напоминает мне, прости Господи, Тему Лебедева. Однажды он заявил, что у архитектора, проектировавшего в Нью-Йорке новое здание музея космической истории, не руки, а тентакли, растущие из жопы; а ведь архитектором оказался известный и глубокоуважаемый ханарский деятель искусства! Разразился скандал, и Марк, вовсе не ксенофоб по натуре, долго еще отплевывался от обвинений в ксенофобии, нередко — матерно. Марк и Рипли редко общаются — они слишком разные люди, чтобы поддерживать близкие отношения. Тем не менее, когда по блогам прокатилась волна критики в адрес Рипли, он написал, что все недовольные могут идти нахуй, и от него в те же сутки отписались тысячи юзеров. «Таки пошли нахуй», — прокомментировал Марк.
Так вот, разгульная молодость Рипли... Она, возможно, закончилась в тот момент, когда Рипли, будучи за рулем в состоянии опьянения, сбила человека. Погибший сам вывалился под колеса и был невменяем из-за количества наркотических веществ в крови, но Рипли так и не узнала никогда — ширялся ли он? Страдал от недуга, заставлявшего глотать одну таблетку за другой? Отец отмазал дочь, но для него это стало ударом. Обошлись лишением прав.
Думаю, на меня сильно повлияла повесть Василя Быкова «Сотников», которую я читала однажды, в рамках подготовки к вступительному экзамену по литературе. Сколько лет прошло, а она не идет из головы. Меня, помню, поразило тогда, как человек, совершивший однажды дурной, мерзкий, нечестный поступок может запомнить это — и всю свою жизнь построить от него, от обратного, чтобы никогда, никогда больше подобного не повторилось. Думаю, оттуда-то и вылез этот факт Риплиной биографии. Впрочем, всецело перекладывать на него ответственность за «перевоспитание» персонажа я не хочу: в тот учебный год многое произошло. Рипли скучала по космосу, впервые осознанно назвала его своим домом и стала интересоваться астрономией и популяризаторами науки. Она стала участником программы Альянса по подготовке молодежи к службе в армии, потому что это было единственной доступной возможностью тренировать биотические способности. Училась она не блестяще, но хорошо — и при этом всем она еще и по клубам ходить успевала (все отчетливее понимая, что с миром развлечений и полукриминала не стоит связывать свою жизнь)! Как написали в статье об алкоголизме Джиллиан Андерсон, «вот здоровье-то было у человека».
Это был очень яркий и очень странный период в жизни, кульминация подростковых бунтов и развилка, которая могла увести Рипли совсем в другую сторону, и была бы она сейчас, как Арья, королевой космических наемников и контрабандистов, владелицей VIP-клуба и знакомой Донована Хока. Но период закончился сознательным выбором в пользу армии, хотя Рипли вряд ли представляла себе, что через десять лет армейские рамки станут ей тесны, а вся служба в армии окажется только лестницей на пути к посвящению в Спектры. (Но это уже совсем другая история.)
Что же до Алана Шепарда, то он ушел в отставку через несколько месяцев после событий на Акузе; поселился в молодой колонии, завел колли, строит дома и сажает сады. А с женой у него, вопреки слухам, замечательные отношения.