Напрямую о самоубийстве говорят, кажется, в оригинальной версии игры, но и в «Голосе Цвета» в какой-то момент оно приходит на ум: изо всех способов, которыми человек может отправиться в мир иной (и необязательно лучший), именно суицид обычно связывают с мистикой, странными состояниями, скитаниями после смерти. Самоубийцами становятся те, чей дух «обнажен, воспален и обеспокоен»; и вот такой дух главного героя падает камнем вниз и застревает где-то между нашим миром, Поверхностью, и Кошмаром. Души — они ведь тяжелые, легкого вознесения к небесам ждать не приходится. Порой достаточно лишь задремать, чтобы выпустить их из рук.
Промежуток, где оказывается немой дух, сер, холоден и тосклив, а хуже того — смертен: он цикл за циклом опускается прямо в Кошмар, и у героя в распоряжении не так уж много времени, чтобы вырваться наверх, к солнцу и Цвету.
Подробнее писать о «Голосе Цвета» непросто, потому что это игра-иносказание, игра-метафора, сотканная из намеков и недомолвок. Рассказ о сюжете, персонажах или механике игры делает все происходящее слишком осязаемым, как будто действительно существует под землей фантастический мир, где изувеченные Братья приковывают стремящихся к свободе Сестер, а сухие деревья оживают, если мазнуть по коре Цветом. С другой стороны, рассказывать о символике игры — значит сужать ее до собственного восприятия: слишком уж много у нее различных интерпретаций.
...С третьей, скриншоты же.
| меняются и время, и мечты |
Промежуток сер, но его можно раскрасить Цветом, пророщенным в сердцах героя.
Лимфа Цвета необходима для жизни, как воздух; прекратив собирать и проращивать ее, герой погибнет. Если не тратить пророщенный Цвет, оживляя сады и защищаясь от недородков — погибнет почти наверняка. И, вместе с тем, каждая капля потраченного Цвета нарушает тонкий баланс Промежутка и может обернуться против героя; так тонущий, хватаясь за спасательный круг, невольно поднимает волну, которая вот-вот захлестнет его с головой.
И все же, несмотря на дамоклов меч, висящий над головой, и на счетчик, показывающий, сколько осталось времени до неизбежного финала, игра на удивление меланхолична. Если не считать битв с Братьями, потому что —
Потому что они, умирая, рассыпаются на запчасти, отправляются прямиком в Кошмар, из которого вышли, а мне так хотелось схватить парочку из них — за шиворот — и выкинуть на Поверхность, которой, по их мнению, не существует. Но наверх, увы, можно выйти лишь в одиночку — либо вывести одну из одиннадцати Сестер.
Созерцательную Уту —
— фанатичку Юну —
— трогательную Яни —
— сладострастную Ире —
— надежную Эли —
— дикую Айю —
— а также Безымянную Сестру, хитрую Аву, несчастную Иму, вечную невесту Яни и сумасшедшую Эхо. Каждой из них можно дарить цвет, наполняя сердца и снимая оковы; каждая обещает изменить жизнь на Поверхности на свой лад, если только герой пожертвует собой ради нее.
Для меня — и я поняла это сейчас — «Голос Цвета» является занятной аллегорией творческих поисков, блужданий на границе яви и сна: в игре, понимаете ли, даже локации — сады, заповедники, рудники, где герой собирает драгоценную Лимфу Цвета — являются не местами, но состояниями души. Переваривая ее в своих сердцах (которых ни много ни мало — двадцать одно под конец игры), смешивая ее с собственной кровью, герой превращает цвет в орудие творения: общаться с Сестрами, сражаться с Братьями, оживлять деревья можно, только рисуя пророщенным Цветом символы. Пока Цвет бьется в сердцах героя, он приносит удачу и вдохновение, вкладывает ярость в боевые знаки, защищает от вражеских атак; но будучи выпущенным на свободу, он начинает жить своей жизнью, как произведение искусства, перекраивая Промежуток по-своему. Благодарности от него ждать не следует; а вот мести...
Что заставляет меня думать о том, не будет ли Сестра, выпущенная героем на Поверхность, в первую очередь мстить миру, вольно или невольно, потому что была прикована в Промежутке, потому что герой наполнил ее сердца Цветом, который теперь нужно отдавать, потому что таков порядок вещей, иначе и быть не может.
В моем случае герой пожертвовал собой, чтобы вывести наверх инквизитора Юну, страстную и страдающую. Не лучший и не самый благородный выбор, в общем-то; но герой у меня, видимо, с душком, если остался равнодушен как к спасшей и приютившей его в начале игры Безымянной Сестре, так и к родившейся для него Оле, а к опасной Юне, которая ему слова ласкового не сказала, прикипел душой.
Прощаясь, она пообещала устроить на Поверхности карнавал — или открытие, или войну, или новую расу, или новую веру.
Только бы не инквизицию.