У Джанни Родари есть сказочка, переделка известного мифа о царе Мидасе, который опрометчиво пожелал, чтобы все, к чему он прикасается, превращалось в золото. Когда в золото превратилась еда (а в сказке — еще и отдал концы незадачливый подданный, которого царь схватил за нос), Мидас сообразил, что проблем от такого дара больше, чем толку, и захотел, чтобы все стало по-прежнему. В мифе для того, чтобы вернуться к нормальной жизни, царю потребовалось искупаться в реке, в рассказе Родари — подождать семь часов и семь минут, заплатив за жадность машиной, которая рассыпалась кучей навоза. А вот если бы я писала продолжение этой сказки, насмотревшись Breaking Bad, то король у меня превратил бы в золотых статуй сначала придворных, потом жену, потом визиря, пытавшегося образумить Его Величество, затем любимого сына; а под конец царь, покинутый всеми, выгнанный из страны правителем соседнего государства, уселся бы в кучу навоза на обочине и заплакал, но никому не было бы до него дела.
Я перестала сочувствовать Мидасу ровнехонько в той сцене второго сезона, где он, швыряя Джесси пистолет, говорит: «Я хочу, чтобы ты разобрался с этим».
Химическая реакция похожа на жизнь, рассказывает Уолт своим ученикам-оболтусам в пилотной серии. Это рост, а затем разложение, а затем — трансформация. И вот что любопытно: за год можно превратить Уолтера Уайта, мягкотелого мямлю, в убийцу и опасного торговца наркотиками, но нельзя за это время вытащить из Дарта Гейзенберга закомплексованного школьного учителя. В стремлении самоутвердиться он страшен и смешон, в умении лгать другим и себе — изощрен и жалок; в его сердце, как в химической колбе, любовь к близким вступает в реакцию с его уязвленным эго, превращаясь в чувство собственничества, но страшно — для меня — даже не это. Страшно то, как истончается у Уолта грань между «своими», заботой о которых можно оправдать любой поступок, и «чужими», с которыми можно делать все, что угодно.
Джордж Мартин вон написал, что Уолтер Уайт — монстр, каких поискать, чудовище, которое может дать фору любому из персонажей «Песни Льда и Огня». А я досмотрела вчера пятый сезон и хочу спросить — где он, монстр-то?
Иглобрюха вижу. А монстра — нет.