У Хииры Адаар тяжелый узел белоснежных волос на затылке, перевитые тугими косицами рога и такая извилистая тропка к Храму Андрасте, что у кунари, похоже, лишь чудом остались еще целыми все кости. Одним она задолжала деньгами, другим — кровью, третьим — ядом, прозрачным, как хрусталь; под ногами у нее трясина, на шее — виселичная петля. Взрыв на конклаве отсекает прошлое, как гильотина — бедовую голову; тут-то бы Хиире и начать с чистого листа, да кто-то уже расписал его завитушками незнакомых слов: инквизиция, брешь, Вестница Андрасте.
У Хииры кожа темнее пепла, сухое чувство юмора и прирожденный талант к дворцовым интригам. Родившись в хлеву, она будет спать на парче, а есть с золота, но никогда не забудет запах мокрой овечьей шерсти и вкус прогорклой каши, пригоревшей к стенкам котла. Иной бы на ее месте уверовал, — волей Создателя, мол, из грязи да в князи, — но у Хииры своя религия; божественному провидению она предпочитает ум, удачу, упорство и, конечно, удар под ребра, который пускает в ход, если вознесенные молитвы остались без ответа. Она любит ловкие руки, надежных товарищей и узоры калейдоскопа — безделушки, в которую засыпали битое стекло из Серо.
У Хииры глаза цвета янтаря, гордая посадка головы и легкая поступь в подаренных сестрой Соловей туфлях; придворные согнутся в поклоне, ахнут модницы и смолкнут сплетники, когда церемониймейстер поднимет от инкрустированного серебром свитка взгляд. Госпожа инквизитор, объявит он, правая рука Ее Величества Селины Первой, Вестница Андрасте, Ее Милость леди Адаар.
А у меня тут муки, — не то совести, не то ревности, не то всего понемножку, — потому как образ Хииры проклюнулся давным-давно, когда я еще питала какие-то надежды на то, что Дориану нравятся большие рогатые женщины.