Есть у художников флешмоб (ну, все наверняка в курсе): переделать свой старый рисунок. Показать, как подрос скилл. Продемонстрировать левел-ап. С писательством такое обычно не проходит: над чем я работала давно, то либо бросила, либо закончила. Один фиг — «пройденный этап».
Но не «Слепое пятно».
Удивительно, что в первый год жизни в Москве, оказавшийся для меня самым муторным и сложным, я каким-то образом заставляла себя открывать файл и писать каждый день. В июле 2014 у меня были четыре главы из шести. Или семи? Ну, неважно. Четыре главы — это, в общем, много. Потом я споткнулась на пятой. Потом я вернулась в начало. Потом было много чего.
Когда мне становится грустно, я говорю себе, что маленький прогресс лучше, чем никакого, а за два с половиной года я все же подкачала свою виртуальную жопу, то есть, чертов писательский скилл — несмотря на перерывы, доходившие порой до полугода. Так что теперь я не могу отредактировать и выложить третью главу как есть, понимаете ли. Теперь голоса в голове велят мне ее переписать.
Зато я могу запилить свой флешмобчик с
блекджеком и шлюхами тюрячкой и Ленгом.
>> было (начало 2014)>> было (начало 2014)
В тесные, пропахшие сыростью душевые заключенных пускали трижды в неделю строго по расписанию, и не дольше, чем на семь минут: экономили воду, дистиллированную из жидких отходов и мочи. Ленг защелкнул за собой замок, до предела вывернул кран и ступил под обжигающе горячую струю. В кабинке справа неуклюже возился громила Грид, то и дело задевая локтями о стенки, где-то слева гоготали, отфыркивались и громко, со вкусом, обсуждали сиськи известной актрисы, и под эту какофонию Ленг скреб себя мочалкой до тех пор, пока не покраснела кожа.
– И задница, – никак не мог успокоиться голос слева. – Господи, до чего ж охуенная у нее задница! Вот бы бабу сюда, а. Полжизни бы отдал! Хоть глазком поглядеть.
– Барнвуд тебе, значит, уже не баба, – ржали ему в ответ. – Буфера у нее…
– Это ж, блядь, разве буфера? Самые что ни на есть яйца!
Дальше Ленг не слышал. Он наспех растерся полотенцем, собрал волосы в хвост и ушел в раздевалку, чтобы натянуть комбинезон первым. Одни, завидев протезы, многозначительно кивали, намекая неизвестно на что, другие считали своим долгом вспомнить отца или деда, потерявшего ногу или руку во время Войны Первого Контакта, третьи просто пялились исподтишка – а у Ленга не было терпения на идиотов.
>> стало (конец 2015)>> стало (конец 2015)
В пропахшие сыростью, тесные душевые заключенных пускали строго по расписанию и не дольше, чем на девять минут: экономили воду, дистиллированную из жидких отходов и мочи. Слив был забит волосами. Кабинки не запирались. Прикрыв за собой низкую — только по грудь — дверь, Ленг вывернул кран до предела и ступил под обжигающую струю. Справа неуклюже возился громила Джойс, то и дело громыхая локтями о тонкие стенки. Слева гоготали, фыркали, сочно хлопали себя по мокрому телу какие-то знатоки азарийских баб, и к обсуждению потрахушек, щедро пересыпанному матерком, вскоре подтянулись остальные. Под эту какофонию Ленг скреб кожу до тех пор, пока волокна дрянной одноразовой мочалки не застряли у него в суставах. Чертовы «грабли»!
Не протезы — подачки.
— А жопа у ней была классная! — все не мог успокоиться голос слева. — Круглая, сочная, как, короче, этот… Как его, ну…
— Вот бы девку сюда, а, — вздыхали справа. — Хоть какую. Засадить ей разок-другой…
— Саре нашей засадите! — ржали в ответ. — Что, слабо? Ебыри нашлись! Она-то вам яйца мигом пооткручивает!
Ленг перекрыл воду, снял полотенце с крючка и вышел вон. Толкаться у скамьи он не любил и одевался одним из первых, вытащив свой комбинезон из груды чужих вещей. Узнать робу было несложно: «Блок Бэ, койка семь, Ленг, Кай», — гласила надпись у потрепанного воротничка. На груди алый знак: «Опасен». В левом кармане — дырка.
Он встал на одной ноге как журавль, пропихивая вторую в непослушную и мятую штанину.
Каникулы, надо сказать, прошли весьма ничего. Я исправно вставала до полудня, чтобы послушать онлайн-тренинг по самодисциплине. Я написала две тысячи с лишним слов (увы, даже в каникулы выдать больше двухсот в день — ноуп, сложно). Я заперла внутреннего критика в шкафу, а это ни много ни мало — подвиг.
И вот одного теперь ужасненько боюсь, товарищи. Боюсь, что начнется работа, с работой начнется стресс, со стрессом придет усталость; мотивация — к черту, продуктивность — в жопу, а критик, выбравшись из шкафа, примется мстить и задушит меня с концами.
Такие дела.