Когда Саиф было девять, она наткнулась на имперских детей, забивающих гизку в подворотне.

(Откуда на Дромунд Каасе гизка? Должно быть, прилетела на каком-то корабле, спрятавшись в трюме, как крыса, или какой-нибудь путешественник привез ее в клетке и поселил в квартире, а потом вышвырнул вон, обнаружив, что гизка дерет ковры и срет под кроватью. Саиф было все равно; она переехала на Дромунд Каас два года назад, плохо говорила на общегале и даже слова такого не знала — гизка. Гизка. Гиз-ка.)

Мальчик постарше схватил обломок трубы; темнокожая девочка — камень; а ее брат, не найдя ничего, замахнулся ногой. Гизка заверещала, тоненько, на одной ноте, словно кто-то скреб тупым лезвием по металлу. Девочка бросила камень — мимо; она развернулась в поисках нового снаряда и увидела чиссу, высокую и тощую, как флагшток. Парочку тумаков спустя все трое хулиганов пялились на Саиф, как на тварь в зоопарке, ту самую, у которой шесть глаз и слюни до подбородка: несмотря на союз Империи и Доминиона, чиссы — особенно дети — были диковинкой в столице.

— Эй, — позвал мальчик постарше, — синяя. Чо тебе надо?

Он попытался перехватить трубу, чтобы выглядеть грозно, но тяжелый обломок чуть не выскользнул из его рук. Девочка хохотнула. Ее младший братишка ковырялся в носу.

— У меня есть виброножик. — Чисса не угрожала; просто ставила в известность. Ее голос был невыразительным и мягким, как теплое масло.

— Ну и чего? — засопел старший. — Думаешь, я боюсь?

Чисса моргнула.

— Я думаю, ножик лучше, чем камень.

>> оч. много разных фобий