Сразу признаюсь, что идея постов не моя. Честь и гордость как-то - довольно давно, впрочем - написала несколько постов о людях, которые ушли из ее жизни. Теперь, видимо, моя очередь.
Люди, о которых я хочу написать, давно стали перевернутыми страницами в моей книге, но что-то отличает их от других - от одноклассника, который попортил мне немного крови, а потом неожиданно стал прототипом одного из моих любимых героев; от преподавателя курсов английского языка; от нашего школьного охранника... Я долго думала, что. Потом поняла: просто мое желание о них написать.
Мне было лет, кажется, девять, а она была на полтора года старше, и подружились мы почти сразу. Она жила в Петродворце, и видеться мы могли только по выходным, когда я приезжала в гости к родителям, но зато мы все выходные проводили вместе, от и до. Иногда я приезжала к родителям и тут же, не успев поужинать и даже толком переодеться, убегала к Оле - она жила на лестничной площадке этажом ниже. Играли мы, впрочем, почти всегда - у меня, и почти никогда - у нее; у меня было уютнее, спокойнее.
Роста и сложения мы всегда были одного, но она сразу взяла надо мной своего рода покровительство: она была общительнее, хорошо знала ребят из двора, да и вообще была лучше знакома с бытовой стороной жизни. Зато я была «умнее» - больше читала, лучше училась, у меня был несколько шире кругозор. Она хотела быть актрисой и ходила в театральный кружок. Что еще я про нее помню? Что она развила во мне легкую тягу к домашним спектаклям (впрочем, это больше про меня, а не про нее). А все мои прочие воспоминания связаны уже с тем, как мы делали что-то вместе: играли в куклы, в карты, что-то придумывали, ездили в Ораниенбаум...
Я до сих помню ее почерк.
Потом мы стали взрослеть и все больше расходиться. К сожалению, у нее была не очень благополучная семья: мать пила, и Оля жила с бабушкой и дедушкой. Она начала курить, дискотеки стали интересовать ее больше, чем книги, и она стала водиться с компаниями, которые, я допускаю, были не так уж плохи; но я от них шарахалась. А однажды она по секрету рассказала, что случайно, по глупости... в общем, теперь ей надо на аборт. Потом, конечно, оказалось, что тот день был первым апреля. Но я не обижалась на шутку. Просто в тот день я осознала, что ей уже четырнадцать. Или ей было уже пятнадцать? Тогда у меня даже месячные еще не начались, и секс, подростковая беременность, аборты были для меня чем-то абстрактным, не приложимым к моей реальности. Неприятно и дико было прикладывать это к своей подруге, с которой вместе играли в Барби. Тогда я поняла, насколько мы разные; даже не потому, что она уже перешла за грань полового созревания, а я еще нет, а потому, что я бы просто не подумала о том, что даже гипотетически это возможно - переспать. Да еще и забеременеть.
Общение прекратилось, конечно, не только поэтому. Мы переставали друг друга понимать. И в какой-то момент, находясь в пути в Петергоф, к родителям, я поймала себя на мысли: а если у Оли свои планы на эти выходные, то меня это нисколько не расстраивает. Вполне даже наоборот.
Закончив школу, она куда-то переехала, кажется, к молодому человеку. Потом изменила, наутро ему об этом рассказала, потом еще что-то, и еще...
Она все же снималась кое-где. Мелькает в одном кадре в фильме «Брат 2». Я видела ее в каком-то полумистическом сериале средней руки. Одно время крутили рекламный ролик очередной акции мобильного оператора Мегафон с ее участием, и по городу висели плакаты с ее лицом.
А видели клип Бутусова «Девушка по городу»?
В последний раз мы с ней виделись и разговаривали, когда мне было семнадцать, и я только поступила в университет. Мои родители видели ее годом или, скорее, двумя позже, с животиком.
Дедушка ушел с работы на пенсию, а затем умер от очередного инфаркта. Бабушка спилась и просила у моих родителей в долг на водку. Уже больше года в той квартире живут другие люди, а я уже давно хожу мимо этой двери, не задумываясь о том, что она мне знакома.
Она любила зеленый салатный цвет, а я тогда - желто-золотой; мы считали, что эти цвета хорошо сочетаются, как и мы. После восьмого класса я, впрочем, влюбилась, и цветом моей влюбленности стал светло-зеленый. Но, кажется, Оля уже об этом не узнала - ни о влюбленности, ни о смене моих пристрастий в цветовой палитре. После светло-зеленого был стально-голубой, потом черный с примесью серебряного...
А какой цвет ты любишь сейчас, Стар? Или ты стала совсем взрослой, а у взрослых нет любимых цветов?