We Shepard or we Wrex, that's the plan.
Я, в общем-то, не собиралась в кино на второй фильм про Капитана Америку. Однако сначала по комиксу упоролась моя интернет-подруга, которой, кажется, медаль пора вручать за умение втягивать меня в разные фандомы, потом моя лента на тумблере превратилась в филиал фан-клуба Зимнего солдата, и затем на очередной гифочке Себастьяна Стэна я поняла, что сопротивление бесполезно: впору капитулировать, звать друзей в кинотеатр и получать удовольствие.
Итог? Все люди как люди, шипперят Стива и Баки, пишут горячий ангстовый слеш и пыщ. Я? Придумала себе АУшку с фем!Капитаном Америка, шипперю ее с Баки, пишу джен про Вторую мировую и передаю привет Курту Воннегуту.
Такие дела.
Фандом: Первый мститель (который Captain America)
Размер: 1954 слова
Таймлайн: первый фильм, февраль 1945 года
Рейтинг: PG-13
Персонажи и пейринги: фем!Роджерс|Джеймс «Баки» Барнс; упоминаются полковник Филлипс, офицер Пегги Картер, профессор Эрскин и пришельцы с планеты Тральфамадор
Содержание: Вместо драк в подворотнях — сексизм и сальные шуточки; вместо службы в армии и легкомысленных гастролей — работа медсестрой в лазарете с тяжело ранеными и умирающими солдатами; ну и, конечно, верный друг Баки, который исправно отгоняет нежеланных ухажеров, но сам заглядывается на других девиц. По крайней мере, до тех пор, пока подруга не является на базу «Гидры» его спасать.
>> demons run when a good man goes to war
Красные полосы на плотной бумаге стерлись и выцвели, белая пятиконечная звезда стала грязно-серой, а надпись «…купите военные облигации» была сбита в кашу десятками ног. Плакату выпала нелегкая судьба: сначала его перевешивали несколько раз, освобождая место для карт боевых действий и списков погибших в траурной рамке, затем — уже после того, как внизу появилась нашлепка «Отменяется» — какой-то умник снял его и припрятал под матрасом, словно ему не хватало игривых пин-ап картинок с Бетти Грейбл. Найдя вора, офицер Пегги Картер учинила такой разнос, что даже полковник Филлипс не рискнул вмешаться и остановить ее карающую руку, но было уже поздно: плакат измялся, приобрел несколько пятен — не то еды, не то от еще чего похуже, — и окончательно потерял презентабельный вид, после чего окончил свою карьеру в качестве подстилки у лазарета.
Выходя на улицу, Стефани Роджерс не без удовольствия наступила на улыбающееся лицо Капитана Америки. Она отказалась позировать художнику, и тому пришлось вдохновляться давней фотографией, сделанной во время школьного бала: бедное платье, перешитое из маминого гардероба, кудряшки, накрученные с вечера на бигуди, беззаботная улыбка во весь рот. Как и все девицы, не имевшие ухажеров, она притащила на выпускной друга, и Баки, очаровав всех ее одноклассниц, чуть не получил ненароком титул короля, да кто-то вовремя спохватился, что он из соседней школы: не положено.
Сейчас Баки — сержант Джеймс Бьюкенен Барнс, личный номер 32557, Стиви, боже правый, Стиви, ты, никак, умудрилась подрасти за то время, что мы не виделись, — сидел на перевернутом ведре и уплетал говяжью тушенку из банки так, будто в жизни не ел ничего вкуснее.
— Эй, кэп, — окликнул он, не поворачивая головы. — Огоньку не найдется?
— Еще раз назовешь меня так — надеру уши, — пообещала Роджерс, но их детская угроза («Не вздумай домашку списывать, Баки! Пожалей свои уши!») звучала неуместно и глупо на западном фронте чужой войны.
Тонкие ножки раскладного стула с чавканьем ушли в раскисшую от грязи и подтаявшего снега землю. Стиви уселась рядом, нащупала в кармане коробок спичек и, отряхнув его от налипших шоколадных крошек, протянула вперед.
— На. Давно куришь?
— Да на войне как-то… — Баки пожал плечами. — Закурил и сам не заметил. Спасибо.
Щелкнула искра. Дрожащий огонек на секунду выхватил из вечерних сумерек его лицо: уставшие глаза и впалые, поросшие трехдневной щетиной щеки. Неудивительно, подумала Роджерс, что он ест, как в два горла: исхудал в плену, а до того — на солдатских харчах.
— Значит, «Капитан Америка» — это не твоя была затея?
— Знаешь, что было моей затеей? — Стиви поморщилась, и Баки опустил руку, чтобы едкий дым не летел ей прямо в нос. — Прийти в Филлипсу и сказать, что он как хочет, а я участвовать в этом балагане не стану. На что он ответил, мол, медсестричек достаточно, хочешь отсюда — валяй, первым же самолетом до родины.
— Эх, ты, — невесело рассмеялся Баки. — Всегда напрямую да в лоб. Что похитрее придумать было невдомек?
— Все бы вам со Старком похитрее, — сердито откликнулась Роджерс. — Тот предлагал мне реквизит испортить или юбки из прачечной украсть.
— Но теперь-то никакого шоу, все по-настоящему, а, Стиви?
С каждым словом изо рта Баки вырывалось облачко косматого пара: ночь обещали холодную, и в уличном термометре, оправдывая ожидания синоптиков, съежился ртутный столбик. Очертания бараков и человеческих фигур скрылись в подступающей темноте, лес, сгорбившись, будто придвинулся ближе, и кто-то из новобранцев, не выдержав звенящей тишины, выкрутил ручку карманного радио. Над лагерем поплыла торжественная и пышная мелодия, щедро разбавленная помехами, пропитанная патриотизмом от первой до последней нотки. Роджерс поневоле вспомнила слова, разученные еще в глубоком детстве, не раз звучавшие в исполнении школьного хора: Hail Columbia, happy land! Hail, ye heroes, heav'n-born band…
Баки скривился, будто обнаружил в своей банке тушенки гайку. Такое, говорили, бывало. И гайки находили, и гильзы, а кое-кто даже клялся, что знакомому знакомого попалось на зуб серебряное кольцо — маленькое, словно Дюймовочка обронила.
Пошарив по карманам, Роджерс вытянула оттуда пахучий осколок шоколадной плитки.
— Хочешь? Он сладкий.
— Нехило, — присвистнул Баки, проводя по плитке ножом, чтобы сломать ее на месте среза. Руки у него были грязные, ногти — с траурной каемкой. — Тебе за «Гидру» пожаловали?
— Солдаты дарят, когда выписываются, — устало пояснила Роджерс, опуская подбородок на скрещенные пальцы. — А иногда, бывает, тела выносят, а пайки с прочими вещами не забирают. Ну мы и суем, знаешь, кому похуже… Или себе берем, если отказываются. Ты ешь давай, шоколад и правда хороший. А то сейчас в пайки все больше горькую плитку кладут — она отвратительная, прости господи, в рот же брать невозможно.
Обычный шоколад, привезенный из-за моря, таял на языке быстрее и слаще, чем самый лучший десерт в мире. Песня окончилась, радио притихло. Они посидели молча, по очереди откусывая от плитки, пытаясь нашарить руки друг друга в темноте и промахиваясь, пока не вышла из-за туч луна, облив лес холодным серебром. Она высветила нехитрые, возведенные наспех бараки, зубристую кромку леса и какого-то солдатика, который примостился под дубом отлить. Ни капли не смущаясь, рядовой оросил узловатые корни, застегнул ширинку и ушел прочь, насвистывая на ходу какой-то пошленький, но модный мотивчик из тех, что нынче радовали Баки больше любых патриотических гимнов.
— Знаешь, — сказал Джеймс внезапно и зло, — не хотел я идти в эту… Армию. — Ему, видать, хотелось выразиться покрепче, но при подруге он сдержался, хотя Роджерс уже давно притерпелась к матерщине на нескольких языках. — Не хотел, но повестка пришла. Я не говорил ведь, да? Сделал вид, что сам записался… Перед девчонками красовался в форме, дурак.
Он рванул ворот рубашки, будто ему не хватало воздуха. На измятом воротничке осталось жирное пятно; что случилось с галстуком, который Баки раньше отутюживал каждое утро, можно было только догадываться.
— Да кто же хочет. Я, думаешь, знала что о настоящей войне, когда медсестрой записывалась?
— А если бы знала? Все равно пошла бы?
— Пошла бы.
— Хороший ты человек, Стиви, — сказал Баки с неожиданной горечью в голосе. — Не то что я… За тобой хоть в воду, хоть под пули. За тобой, не Капитаном Америкой — идиотское это прозвище, ты уж не обижайся, по роже бы дать тому, кто его придумал…
Треснула спичка, и Баки снова подпалил сигарету. Третью, подметила Роджерс, кряду.
Когда они поспешно прощались без малого два года назад, — молодой новобранец и больная астмой медсестричка, — всем было боязно загадывать на будущее: как бы не сглазить. Идти на войну — это вам не о летающих машинах мечтать. Выпавший на долю Баки жребий немногим отличался от судеб сотен безликих призывников, попавших в армейские жернова: война сбила с них гонор, сорвала с глаз романтический звездно-полосатый флер, ободрала души до крови и мяса. Все плохое, что было в людях, вылезало под немецким небом наружу, но хорошее — тоже: раньше Роджерс была уверена, что Джеймс не бросит ее в тесной подворотне, когда выходит из-за угла тройка хулиганов с ножом. Теперь знала: если выйдет их запас удачи, а немецкие войска подомнут под себя западный фронт, поставив пленных к стенке, Джеймс выпрямится, раненый и безоружный, между ней и дулом.
— Костюм и правда оставь, — сказал вдруг Баки, отбрасывая в сторону прогоревшую до фильтра сигарету. — Он тебе хорошо так… Идет.
Но-но, раскомандовался тут, хотела поддеть Роджерс, вспомни, кто из нас капитан, — но оглянулась на Баки и осеклась. Взгляд у Джеймса был странный, незнакомый, как темная вода под мостом. Раньше он никогда не смотрел так на подругу детства; и даже на девиц, которых водил в кафе, на танцы и домой, пока родители пили чай в гостях у тетушки Иды, так не смотрел.
— Послушай, — начала Роджерс, заранее залившись краской, чего, по счастью, в ночных сумерках все равно не было заметно, — ты только не смейся, но «фондю»… Это не слово, которое значит… То самое? Ну, ты понимаешь.
На этот раз Баки поглядел на нее, как на пришельца с диковинной планеты Тральфамадор, а потом вопреки ее просьбе расхохотался. Он хохотал так долго и смачно, что Роджерс успела отойти от смущения, притворно обидеться и рассмеяться следом. Каждый раз, стоило смеху стихнуть, а друзьям — отдышаться, кто-то из них на последнем дыхании снова шептал «ну надо же, фондю», и все начиналось по новой, пока Мэри, медсестра-сменщица, не хлопнула дверью и не заявила, что если двум дуракам угодно гоготать в ночи, это пожалуйста — только на другом конце лагеря, от лазарета подальше.
— А все ты, — выдохнула Роджерс наконец, вытирая ресницы, — откуда мне было знать, о чем речь? Я в ресторанах отродясь не бывала, и фондю ваше даже на картинках не видела.
— И кто, — хмыкнул Баки, — обещает тебе нынче свидание с фондю?
— Да Старк же. И не мне, а нам с Пегги. И не свидание, а вечеринку по случаю похорон Шмидта.
Если, подумала она, доживем.
— Эх. — Баки вытянул ноги и снова принялся за свою полупустую банку. — Было б у меня денег как у Старка, мы б с тобой каждый день в ресторанах питались. И фондю, и мидиями, и ананасами в шампанском. — Он говорил, а сам мял говяжью тушенку, и ложка скребла по жестяным стенкам с противным, пробирающим до костей звуком. — Ел мистер Старк когда-нибудь мидии? Небось каждый воскресный день лопает.
Несправедлив ты к нему, могла бы сказать Роджерс, но ее друг вернулся из плена вечно голодным и полным плохо скрываемой горечи, и у нее не повернулся язык. Под сердцем у Баки тянулась рваная полоса от ножа. Над печенью красовался неаккуратный, заросший кое-как шрам от шальной пули. А на спине и вовсе змеился темный, затейливый след из тех, что остаются после ударов высоковольтным током, но каждый раз, когда Стиви подступалась к Джеймсу с вопросами, — «Скажи, что случилось, я все-таки врач», — тот лишь хмурился и поджимал губы.
«Не помню».
Ложка скребнула по ребристому днищу банки. Баки зевнул, прикрываясь рукавом, и Роджерс решила, что пора бы и честь знать; ей, в конце концов, предстоял военный совет поутру, и хотя полковник Филлипс до сих пор смотрел на нее с удивлением, будто никак не мог взять в толк, каким чудом протеже Эрскина сменила патриотическое полосатое трико на офицерскую форму с лычками, быть второй в командном пункте нравилось ей куда больше, чем первой — на сцене.
Они с Баки поднялись, чтобы коротко обняться на прощание, — секунда плечом к плечу была им дороже, чем сотня пожеланий «спокойной ночи», — но тут чья-то рука снова потянулась к радио и выкрутила рычажок громкости. Бесстрастный голос диктора разрезал ночную тишину. Сегодня, говорил он, — и даже помехи притихли, будто чувствуя важность момента, — сегодня, в ночь с тринадцатого по четырнадцатое февраля, союзная авиация нанесла первый сокрушительный удар по Дрездену. Более пяти сотен британских бомбардировщиков поднялись в воздух, чтобы бомбить город на протяжении получаса…
— Баки, — позвала Роджерс онемевшими губами, — Баки, что это? С каких это пор Дрезден — военная цель?
— Там база «Гидры», может, или еще что?
— Чушь. Видела я их карты, нет в Дрездене никаких баз… Там тысячи беженцев, Баки.
На западе неотвратимо, как гроза, нарастал мощный рокот военных моторов. Заглохло радио, и дрогнула под ногами земля. Рядовые, зевая, высыпали из бараков, чтобы посмотреть на то, как из-за лесной кромки выплывают темные, грузные силуэты американских бомбардировщиков с белыми звездами на хвостах. Их было больше, чем десяток, больше, чем сотня, и все они летели на восток, к Дрездену, чтобы довершить начатое британской авиацией.
Одни солдаты стояли молча, подняв заспанные лица к небу, другие приветственно кричали и махали руками, словно пилоты могли различить человеческие фигурки на далекой черной земле. Растрепанная медсестра Мэри, выскочившая из лазарета, и вовсе перекрестила одному из самолетов его тяжелое, набитое фугасными бомбами брюхо. Где-то справа матерились, отчаянно и зло: в Дрезден, если верить последним данным разведки, немцы сгоняли американских военнопленных, и кто-то прощался сейчас с надеждой вновь увидеть друга, а может быть, брата.
Роджерс и Баки стояли молча, намертво сцепив руки, пока над их головами клином неслись истребители. Ворваться, думала Роджерс, к Филлипсу, позвать Пегги — но толку? Что может один человек против сотни военных бомбардировщиков? Их пехотная дивизия не могла похвастаться самолетами, Говард Старк с его чудесной крылатой машиной был в Америке, строил летающие автомобили и ел мидии в шампанском, и по всему выходило, что Дрезден, битком набитый штатскими и не готовый к атаке с воздуха, был обречен.
Баки очнулся первым: расцепил занемевшие пальцы, шагнул вперед и прижал Роджерс к себе.
— Эй, — выдохнул он, обжигая ей щеку горячечным дыханием, — уверена, что все-таки хочешь зваться Капитаном Америкой?
FIN
P.S. Фандом «Первого мстителя» оказался невероятно милым и порадовал меня шикарным, восхитительным фидбеком на текст.
P.P.S. Ну и ссылка на фикбук, собственно.
Итог? Все люди как люди, шипперят Стива и Баки, пишут горячий ангстовый слеш и пыщ. Я? Придумала себе АУшку с фем!Капитаном Америка, шипперю ее с Баки, пишу джен про Вторую мировую и передаю привет Курту Воннегуту.
Такие дела.
Фандом: Первый мститель (который Captain America)
Размер: 1954 слова
Таймлайн: первый фильм, февраль 1945 года
Рейтинг: PG-13
Персонажи и пейринги: фем!Роджерс|Джеймс «Баки» Барнс; упоминаются полковник Филлипс, офицер Пегги Картер, профессор Эрскин и пришельцы с планеты Тральфамадор
Содержание: Вместо драк в подворотнях — сексизм и сальные шуточки; вместо службы в армии и легкомысленных гастролей — работа медсестрой в лазарете с тяжело ранеными и умирающими солдатами; ну и, конечно, верный друг Баки, который исправно отгоняет нежеланных ухажеров, но сам заглядывается на других девиц. По крайней мере, до тех пор, пока подруга не является на базу «Гидры» его спасать.
>> demons run when a good man goes to war
Demons run when a good man goes to war
Night will fall and drown the sun
When a good man goes to war
Doctor Who
Night will fall and drown the sun
When a good man goes to war
Doctor Who
Красные полосы на плотной бумаге стерлись и выцвели, белая пятиконечная звезда стала грязно-серой, а надпись «…купите военные облигации» была сбита в кашу десятками ног. Плакату выпала нелегкая судьба: сначала его перевешивали несколько раз, освобождая место для карт боевых действий и списков погибших в траурной рамке, затем — уже после того, как внизу появилась нашлепка «Отменяется» — какой-то умник снял его и припрятал под матрасом, словно ему не хватало игривых пин-ап картинок с Бетти Грейбл. Найдя вора, офицер Пегги Картер учинила такой разнос, что даже полковник Филлипс не рискнул вмешаться и остановить ее карающую руку, но было уже поздно: плакат измялся, приобрел несколько пятен — не то еды, не то от еще чего похуже, — и окончательно потерял презентабельный вид, после чего окончил свою карьеру в качестве подстилки у лазарета.
Выходя на улицу, Стефани Роджерс не без удовольствия наступила на улыбающееся лицо Капитана Америки. Она отказалась позировать художнику, и тому пришлось вдохновляться давней фотографией, сделанной во время школьного бала: бедное платье, перешитое из маминого гардероба, кудряшки, накрученные с вечера на бигуди, беззаботная улыбка во весь рот. Как и все девицы, не имевшие ухажеров, она притащила на выпускной друга, и Баки, очаровав всех ее одноклассниц, чуть не получил ненароком титул короля, да кто-то вовремя спохватился, что он из соседней школы: не положено.
Сейчас Баки — сержант Джеймс Бьюкенен Барнс, личный номер 32557, Стиви, боже правый, Стиви, ты, никак, умудрилась подрасти за то время, что мы не виделись, — сидел на перевернутом ведре и уплетал говяжью тушенку из банки так, будто в жизни не ел ничего вкуснее.
— Эй, кэп, — окликнул он, не поворачивая головы. — Огоньку не найдется?
— Еще раз назовешь меня так — надеру уши, — пообещала Роджерс, но их детская угроза («Не вздумай домашку списывать, Баки! Пожалей свои уши!») звучала неуместно и глупо на западном фронте чужой войны.
Тонкие ножки раскладного стула с чавканьем ушли в раскисшую от грязи и подтаявшего снега землю. Стиви уселась рядом, нащупала в кармане коробок спичек и, отряхнув его от налипших шоколадных крошек, протянула вперед.
— На. Давно куришь?
— Да на войне как-то… — Баки пожал плечами. — Закурил и сам не заметил. Спасибо.
Щелкнула искра. Дрожащий огонек на секунду выхватил из вечерних сумерек его лицо: уставшие глаза и впалые, поросшие трехдневной щетиной щеки. Неудивительно, подумала Роджерс, что он ест, как в два горла: исхудал в плену, а до того — на солдатских харчах.
— Значит, «Капитан Америка» — это не твоя была затея?
— Знаешь, что было моей затеей? — Стиви поморщилась, и Баки опустил руку, чтобы едкий дым не летел ей прямо в нос. — Прийти в Филлипсу и сказать, что он как хочет, а я участвовать в этом балагане не стану. На что он ответил, мол, медсестричек достаточно, хочешь отсюда — валяй, первым же самолетом до родины.
— Эх, ты, — невесело рассмеялся Баки. — Всегда напрямую да в лоб. Что похитрее придумать было невдомек?
— Все бы вам со Старком похитрее, — сердито откликнулась Роджерс. — Тот предлагал мне реквизит испортить или юбки из прачечной украсть.
— Но теперь-то никакого шоу, все по-настоящему, а, Стиви?
С каждым словом изо рта Баки вырывалось облачко косматого пара: ночь обещали холодную, и в уличном термометре, оправдывая ожидания синоптиков, съежился ртутный столбик. Очертания бараков и человеческих фигур скрылись в подступающей темноте, лес, сгорбившись, будто придвинулся ближе, и кто-то из новобранцев, не выдержав звенящей тишины, выкрутил ручку карманного радио. Над лагерем поплыла торжественная и пышная мелодия, щедро разбавленная помехами, пропитанная патриотизмом от первой до последней нотки. Роджерс поневоле вспомнила слова, разученные еще в глубоком детстве, не раз звучавшие в исполнении школьного хора: Hail Columbia, happy land! Hail, ye heroes, heav'n-born band…
Баки скривился, будто обнаружил в своей банке тушенки гайку. Такое, говорили, бывало. И гайки находили, и гильзы, а кое-кто даже клялся, что знакомому знакомого попалось на зуб серебряное кольцо — маленькое, словно Дюймовочка обронила.
Пошарив по карманам, Роджерс вытянула оттуда пахучий осколок шоколадной плитки.
— Хочешь? Он сладкий.
— Нехило, — присвистнул Баки, проводя по плитке ножом, чтобы сломать ее на месте среза. Руки у него были грязные, ногти — с траурной каемкой. — Тебе за «Гидру» пожаловали?
— Солдаты дарят, когда выписываются, — устало пояснила Роджерс, опуская подбородок на скрещенные пальцы. — А иногда, бывает, тела выносят, а пайки с прочими вещами не забирают. Ну мы и суем, знаешь, кому похуже… Или себе берем, если отказываются. Ты ешь давай, шоколад и правда хороший. А то сейчас в пайки все больше горькую плитку кладут — она отвратительная, прости господи, в рот же брать невозможно.
Обычный шоколад, привезенный из-за моря, таял на языке быстрее и слаще, чем самый лучший десерт в мире. Песня окончилась, радио притихло. Они посидели молча, по очереди откусывая от плитки, пытаясь нашарить руки друг друга в темноте и промахиваясь, пока не вышла из-за туч луна, облив лес холодным серебром. Она высветила нехитрые, возведенные наспех бараки, зубристую кромку леса и какого-то солдатика, который примостился под дубом отлить. Ни капли не смущаясь, рядовой оросил узловатые корни, застегнул ширинку и ушел прочь, насвистывая на ходу какой-то пошленький, но модный мотивчик из тех, что нынче радовали Баки больше любых патриотических гимнов.
— Знаешь, — сказал Джеймс внезапно и зло, — не хотел я идти в эту… Армию. — Ему, видать, хотелось выразиться покрепче, но при подруге он сдержался, хотя Роджерс уже давно притерпелась к матерщине на нескольких языках. — Не хотел, но повестка пришла. Я не говорил ведь, да? Сделал вид, что сам записался… Перед девчонками красовался в форме, дурак.
Он рванул ворот рубашки, будто ему не хватало воздуха. На измятом воротничке осталось жирное пятно; что случилось с галстуком, который Баки раньше отутюживал каждое утро, можно было только догадываться.
— Да кто же хочет. Я, думаешь, знала что о настоящей войне, когда медсестрой записывалась?
— А если бы знала? Все равно пошла бы?
— Пошла бы.
— Хороший ты человек, Стиви, — сказал Баки с неожиданной горечью в голосе. — Не то что я… За тобой хоть в воду, хоть под пули. За тобой, не Капитаном Америкой — идиотское это прозвище, ты уж не обижайся, по роже бы дать тому, кто его придумал…
Треснула спичка, и Баки снова подпалил сигарету. Третью, подметила Роджерс, кряду.
Когда они поспешно прощались без малого два года назад, — молодой новобранец и больная астмой медсестричка, — всем было боязно загадывать на будущее: как бы не сглазить. Идти на войну — это вам не о летающих машинах мечтать. Выпавший на долю Баки жребий немногим отличался от судеб сотен безликих призывников, попавших в армейские жернова: война сбила с них гонор, сорвала с глаз романтический звездно-полосатый флер, ободрала души до крови и мяса. Все плохое, что было в людях, вылезало под немецким небом наружу, но хорошее — тоже: раньше Роджерс была уверена, что Джеймс не бросит ее в тесной подворотне, когда выходит из-за угла тройка хулиганов с ножом. Теперь знала: если выйдет их запас удачи, а немецкие войска подомнут под себя западный фронт, поставив пленных к стенке, Джеймс выпрямится, раненый и безоружный, между ней и дулом.
— Костюм и правда оставь, — сказал вдруг Баки, отбрасывая в сторону прогоревшую до фильтра сигарету. — Он тебе хорошо так… Идет.
Но-но, раскомандовался тут, хотела поддеть Роджерс, вспомни, кто из нас капитан, — но оглянулась на Баки и осеклась. Взгляд у Джеймса был странный, незнакомый, как темная вода под мостом. Раньше он никогда не смотрел так на подругу детства; и даже на девиц, которых водил в кафе, на танцы и домой, пока родители пили чай в гостях у тетушки Иды, так не смотрел.
— Послушай, — начала Роджерс, заранее залившись краской, чего, по счастью, в ночных сумерках все равно не было заметно, — ты только не смейся, но «фондю»… Это не слово, которое значит… То самое? Ну, ты понимаешь.
На этот раз Баки поглядел на нее, как на пришельца с диковинной планеты Тральфамадор, а потом вопреки ее просьбе расхохотался. Он хохотал так долго и смачно, что Роджерс успела отойти от смущения, притворно обидеться и рассмеяться следом. Каждый раз, стоило смеху стихнуть, а друзьям — отдышаться, кто-то из них на последнем дыхании снова шептал «ну надо же, фондю», и все начиналось по новой, пока Мэри, медсестра-сменщица, не хлопнула дверью и не заявила, что если двум дуракам угодно гоготать в ночи, это пожалуйста — только на другом конце лагеря, от лазарета подальше.
— А все ты, — выдохнула Роджерс наконец, вытирая ресницы, — откуда мне было знать, о чем речь? Я в ресторанах отродясь не бывала, и фондю ваше даже на картинках не видела.
— И кто, — хмыкнул Баки, — обещает тебе нынче свидание с фондю?
— Да Старк же. И не мне, а нам с Пегги. И не свидание, а вечеринку по случаю похорон Шмидта.
Если, подумала она, доживем.
— Эх. — Баки вытянул ноги и снова принялся за свою полупустую банку. — Было б у меня денег как у Старка, мы б с тобой каждый день в ресторанах питались. И фондю, и мидиями, и ананасами в шампанском. — Он говорил, а сам мял говяжью тушенку, и ложка скребла по жестяным стенкам с противным, пробирающим до костей звуком. — Ел мистер Старк когда-нибудь мидии? Небось каждый воскресный день лопает.
Несправедлив ты к нему, могла бы сказать Роджерс, но ее друг вернулся из плена вечно голодным и полным плохо скрываемой горечи, и у нее не повернулся язык. Под сердцем у Баки тянулась рваная полоса от ножа. Над печенью красовался неаккуратный, заросший кое-как шрам от шальной пули. А на спине и вовсе змеился темный, затейливый след из тех, что остаются после ударов высоковольтным током, но каждый раз, когда Стиви подступалась к Джеймсу с вопросами, — «Скажи, что случилось, я все-таки врач», — тот лишь хмурился и поджимал губы.
«Не помню».
Ложка скребнула по ребристому днищу банки. Баки зевнул, прикрываясь рукавом, и Роджерс решила, что пора бы и честь знать; ей, в конце концов, предстоял военный совет поутру, и хотя полковник Филлипс до сих пор смотрел на нее с удивлением, будто никак не мог взять в толк, каким чудом протеже Эрскина сменила патриотическое полосатое трико на офицерскую форму с лычками, быть второй в командном пункте нравилось ей куда больше, чем первой — на сцене.
Они с Баки поднялись, чтобы коротко обняться на прощание, — секунда плечом к плечу была им дороже, чем сотня пожеланий «спокойной ночи», — но тут чья-то рука снова потянулась к радио и выкрутила рычажок громкости. Бесстрастный голос диктора разрезал ночную тишину. Сегодня, говорил он, — и даже помехи притихли, будто чувствуя важность момента, — сегодня, в ночь с тринадцатого по четырнадцатое февраля, союзная авиация нанесла первый сокрушительный удар по Дрездену. Более пяти сотен британских бомбардировщиков поднялись в воздух, чтобы бомбить город на протяжении получаса…
— Баки, — позвала Роджерс онемевшими губами, — Баки, что это? С каких это пор Дрезден — военная цель?
— Там база «Гидры», может, или еще что?
— Чушь. Видела я их карты, нет в Дрездене никаких баз… Там тысячи беженцев, Баки.
На западе неотвратимо, как гроза, нарастал мощный рокот военных моторов. Заглохло радио, и дрогнула под ногами земля. Рядовые, зевая, высыпали из бараков, чтобы посмотреть на то, как из-за лесной кромки выплывают темные, грузные силуэты американских бомбардировщиков с белыми звездами на хвостах. Их было больше, чем десяток, больше, чем сотня, и все они летели на восток, к Дрездену, чтобы довершить начатое британской авиацией.
Одни солдаты стояли молча, подняв заспанные лица к небу, другие приветственно кричали и махали руками, словно пилоты могли различить человеческие фигурки на далекой черной земле. Растрепанная медсестра Мэри, выскочившая из лазарета, и вовсе перекрестила одному из самолетов его тяжелое, набитое фугасными бомбами брюхо. Где-то справа матерились, отчаянно и зло: в Дрезден, если верить последним данным разведки, немцы сгоняли американских военнопленных, и кто-то прощался сейчас с надеждой вновь увидеть друга, а может быть, брата.
Роджерс и Баки стояли молча, намертво сцепив руки, пока над их головами клином неслись истребители. Ворваться, думала Роджерс, к Филлипсу, позвать Пегги — но толку? Что может один человек против сотни военных бомбардировщиков? Их пехотная дивизия не могла похвастаться самолетами, Говард Старк с его чудесной крылатой машиной был в Америке, строил летающие автомобили и ел мидии в шампанском, и по всему выходило, что Дрезден, битком набитый штатскими и не готовый к атаке с воздуха, был обречен.
Баки очнулся первым: расцепил занемевшие пальцы, шагнул вперед и прижал Роджерс к себе.
— Эй, — выдохнул он, обжигая ей щеку горячечным дыханием, — уверена, что все-таки хочешь зваться Капитаном Америкой?
FIN
P.S. Фандом «Первого мстителя» оказался невероятно милым и порадовал меня шикарным, восхитительным фидбеком на текст.
P.P.S. Ну и ссылка на фикбук, собственно.
@темы: смерть автора
-
-
30.04.2014 в 21:25-
-
30.04.2014 в 23:05Мне кажется, с временем мои фики становятся все больше похожими на ориджиналы.
-
-
30.04.2014 в 23:10Мне нравится, как ты пишешь.)
с временем мои фики становятся все больше похожими на ориджиналы.
Ну, конкретно в этом у меня все-таки было ощущение, что мне не хватает знания канона, хотя канон там похоже не особо мудреный.
-
-
01.05.2014 в 23:55Для меня это — каюсь — как увлекательное легкое пыщ-пыщ чтиво с простейшими кинками, попялиться на мужиков.
-
-
02.05.2014 в 00:02Ы, я чаще смотрю кино/сериалы попялится на женщин (ну так вышло, что для меня именно женские персонажи фандомообразующий компонент). А с "Мстителями" у меня не сложилось совсем.
-
-
04.05.2014 в 14:59...Но если пыщ-контент подталкивает меня к каким-то серьезным рассуждениям и темам — все, нужна женщина. Вон, в фике хотя бы: не могла написать про канонного Стива Роджерса, неинтересно. Надо было переделать его в Стефани Роджерс.
Ты, кстати, смотрела «Оранжевый — хит сезона» про женскую тюрьму? Первые серии нам с Наташечкой показались так себе, но потом сериал разошелся, и теперь я с нетерпением жду второй сезон.
-
-
13.05.2014 в 11:39А мне ВСЕГДА нужна женщина. Без любимых женских персонажей мне фандом не фандом.
смотрела «Оранжевый — хит сезона» про женскую тюрьму?
Я про него слышала, но это совершенно не моя тема, увы. К тому же, я люблю, чтобы интересные мужские персонажи тоже были, просто женщины мне важнее.
-
-
13.05.2014 в 20:06Эх, как я иногда жалею, что ты не играешь в компьютерные игры, а. Там можно найти много прекрасных женщин. Там можно самой играть за прекрасных женщин. Ащщ! Сегодня вот, например, выходит очередной эпизод игры Walking Dead про девочку Клементину. (Ту самую, которую, если помнишь, я хотела видеть в роли компаньонки Джесси из Breaking Bad. Feuille Morte даже пообещала написать мне про них кроссоверный миди.
-
-
13.05.2014 в 20:21У меня сейчас тупо сил нет что-то смотреть на постоянной основе. Даже если я гляну один эпизод - ну толку-то. Я вон даже Elementary смотрю строго избирательно (и все равно до сих пор не все серии с Майкрофтом, которого очень люблю, видела). Про другие сериалы ваще молчу. У меня какой-то непрекращающийся пиздец в реале с начала марта, по сравнению с этим во время ЗФБ было затишье - т.к. я конечно отчаянно дедлайнила местами, но хотя бы делала что-то, и на работе было много спокойнее. Полнометражки - еще туды сюды, и то не всегда удается себя распинать.