Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

|| Новый год к нам мчится

Френдлента подводит итоги года уходящего, френдлента заполняет флешмобы и составляет вишлисты на год грядущий; я и рада бы присоединиться, но не могу. В голове хоть шаром покати, слова не склеиваются в пост, и это неудивительно, потому что за последние трое суток я и без того написала почти три тысячи слов. Маленький объем для профессионального писателя, огромный — для меня: обычно, если мне удается три сотни слов за вечер родить, я уже и рада.

Ну и вообще: заполняй я новогодний флешмоб, в строчке «события года» переезд в Москву у меня соседствовал бы с обретением вкуса к творчеству, так как я снова начала писать после долгого перерыва и бросать, пока идеи есть, не собираюсь. Поэтому сегодня я планирую откупиться от вас маленьким, смешным (уж надеюсь!), ни к чему меня как автора не обязывающим фанфиком про то, как босс «Святых» по имени Элизабет (которую мне для этой задумки любезно предоставил Генерал Олег Петровский) справляла Рождество, а Мэтт Миллер получил в подарок то, о чем просил в письме к Санта-Клаусу (и даже больше).

Фандом: Saints Row
Размер: 2718 слов
Таймлайн: конец четвертой игры
Рейтинг: R за всяческие непристойные намеки
Персонажи и пейринги: фем!босс Элизабет/Мэтт Миллер, а также Пирс, Кинзи, Кит Дэвид и прочие обитатели тесного космического корабля
Содержание: Санта-Клауса, как известно, не существует, но это не мешает команде писать ему письма с пожеланиями под Рождество.

>> на деревню дедушке (Санта-Клаусу)

Когда лидер «Декеров», самопровозглашенный бог кибер-пространства и самый юный агент секретной разведывательной службы был совсем маленьким, за месяц до Рождества мама сажала его к себе на колени, доставала пачку хрустящей рисовой бумаги, рассыпала по столу цветные фломастеры и говорила:

— Ну что, Мэтью, давай писать письмо Санта-Клаусу.

Маленький Мэтью был не очень-то рад: писал он грязно, писал он, будем честными, неряшливо, прямо как курица лапой, и этим, видимо, объяснялся тот факт, что он год за годом просил у Санты то личный самолет, то Пикачу, то способность летать как у Супермена, однако поутру находил под елкой игровые приставки, ноутбуки и билеты в Диснейленд. Лишь однажды, когда у четы Миллеров гостила двоюродная тетка, женщина деловая и суровая, Санта решил проявить оригинальность и положил на новенькую PlayStation 3 учебник «Программирование для младших школьников». Не стоит упрекать семью в неравнодушии к ребенку: супруги Миллер любили сына, однако были безнадежно потеряны в мире котировок, акций и биржевых фондов, и едва замечали то, что творилось за пределами рынка ценных бумаг. Поэтому стоит ли удивляться Мэтту, который, уехав учиться в престижный американский колледж для юных энштейнов, тут же бросил занятия, ушел с головой в виртуальную реальность, связался с преступным миром и, в общем, отплатил родителям равноценной монетой.

С тех пор прошло семь лет, ни много ни мало. За это время Мэтт успел наворотить дел столько, что хватило бы на двадцать лет строгого режима, спрятаться от правосудия под крылышком Ее Величества, пересмотреть все выпуски телешоу про Ночного Клинка, получить два высших, выяснить, что ментоловый блеск для губ все-таки идет ему больше, чем ярко-фиолетовая помада, а также набраться ума-разума. Теперь ему, конечно, и в голову бы не пришло писать Санте на рисовой бумаге. В двадцать один год он был уверен, что Санта-Клаус обязан идти в ногу со временем, а потому давно уже принимает пожелания по электронной почте.

«…хочу две дакимакуру-подушки: одну с изображением Кровавой Баронессы, другую — с Марион», — напечатал Мэтт, прежде чем перечитать письмо с самого начала. А перечитав, продолжил: И третью — с Ночным Клинком».

Если бы кто-то из членов команды заглянул, осторожно подкравшись сзади, Мэтту через плечо, то увидел бы на экране целый список фигурок, комиксов, особых изданий и арт-буков, посвященных шоу про истребителя вампиров Ночного Клинка. Однако Мэтт был совершенно один в полутьме корабельного трюма, и никто не знал, что он, поколебавшись, добавил в письмо еще одну строчку:

«И по штуке всего, что просит Кинзи, тоже очень хочу».

И подписал:

«Твой фанат, Мэтт Миллер».

Он клацнул по кнопке «Отправить», препоручая послание SMTP-протоколу, почтовым серверам и воле судьбы, искренне надеясь на то, что оно просочится сквозь анти-спам фильтр и окажется там, где и должно: у Санта-Клауса в папке «Входящие».

✱ ✱ ✱

Не секрет, что космические оперы, не к ночи они будь помянуты, взрастили целое поколение смелых мечтателей, глядящих с надеждой в черноту ночного неба. Однако любой человек в здравом уме, проживший на настоящем космическом корабле хотя бы месяц, скажет вам, что радость исследования новых горизонтов и предвкушение героических свершений меркнут перед лицом действительно важных, насущных проблем. Кто виноват в том, что сломался единственный на корабле душ? Что делать, если на экипаж из девяти человек приходится семь спальных мест и один засаленный клетчатый диван из «Икеи»? И как, наконец, заставить этот идиотский репликатор работать, черт его раздери?

— Ага! — воскликнул Пирс после того, как потратил добрый час своей жизни на это порождение инопланетного разума. — Я понял!

И после того, как команда в предвкушении собралась вокруг него, пояснил:

— Я понял: проще самому связать носочки, чем заставить эту дерьмовину их сделать.

— Полагаю, что ты уже реплицировал пряжу и спицы, — холодно заметила Кинзи. Она сидела в кресле-«яйце», скрестив ноги, расположив на коленях ноутбук, и похожа была на взъерошенного цыпленка.

— Ааа, ты права. — Пирс растерянно почесал в затылке. — Я как-то не подумал.

— Это часто с тобой бывает.

— Кинзи, милая, хорошая Кинзи, ты уверена, что не знаешь, как справиться с этой штукой?

— Я компьютерный специалист, — девушка сверкнула очками, — а не сотрудник «Торчвуда». — Но все же сошла на землю и принялась ковыряться в настройках репликатора в надежде хоть немного приблизить конечный продукт к ожидаемому результату. Она еще помнила тот ужасный день, когда Аша заказала поджаристый кусок говядины, а получила живого, здорового, бодливого теленка, который мешал всем спать и сжевал черновики новой книги Бена Кинга. Все это было в высшей степени унизительно и неловко, ведь герои космических опер должны были смело ступать туда, куда не ступала еще нога гомо сапиенс, а не стоять в очереди в туалет поутру с полотенцем наготове; спасать инопланетных принцесс, а не Мэтта Миллера, которого бычок загнал на самый верх пирамиды из ящиков с боеприпасами.

Ну а повелителям Галактики, вестимо, полагалось сидеть на троне, полном неизъяснимого зла, а не валяться на диване, закинув ноги на бильярдный стол и почитывая комикс «Ночной Клинок против Хищника».

— Пирс, — позвала повелительница Галактики, закладывая комикс пальцем, — на хрена, скажи, тебе сдались носочки?

— Ноги мерзнут? — предположил Джонни. — В космосе охуеть как холодно.

— Да вы стебетесь, чуваки, — Пирс сдвинул щегольскую шляпу на затылок. — Или за календарем не следите, не знаю, что хуже. Сегодня ж двадцатое декабря. Скоро Рождество! Куда мы будем сыпать конфеты?

Элизабет хмыкнула и снова перевела взгляд на яркие картинки. Рождество волновало ее примерно в той же степени, что температура пыли на Марсе и количество жизней профессора Генки, короче говоря — гораздо меньше, чем то, каким образом Ночной Клинок выберется с подводной лодки с ножом в спине, если до конца выпуска осталось всего две страницы.

— Все, — отрезала Кинзи, хлопнув крышкой, — сдаюсь. Я сделала все, что могла, но репликатор все равно отказывается вести себя как следует. Я давно подозревала, что нам достался корабль, который собирались сдать в утиль. Отныне, если кто-то из вас попросит завтрак, а получит вирус Эбола, это совершенно точно будет не. Моя. Вина.

— Вот блин, — расстроился Пирс. — Десять умнейших человек на корабле, и никто не знает, что с этой штуковиной делать.

— Кит Дэвид знает, — Кинзи отряхнула руки и снова устроилась в кресле. — Но никому не говорит. По-моему, все еще дуется после того, как босс призналась, что не смотрела ни один из фильмов с его участием.

— …Да твою ж ты мать! — Элизабет со злостью хлопнула комиксом об пол. — «Продолжение в следующем выпуске»! Каково, а! — И, увидев ухмылку Пирса, неохотно пояснила: — У нас нет следующего выпуска.

— Эй, босс, — ухмылка Пирса стала еще шире, — а вот если бы у нас работал репликатор…

В кают-компании повисла тишина: все знали, что босс очень не любит, когда ей пытаются гнусно, топорно манипулировать. В любого, кто пытался это сделать, обычно летели громы и молнии, а также брошюры из серии «Домашний психолог»: «Как добиваться желаемого на работе» и «Десять способов изящно вертеть вашим начальством». Однако сегодня, похоже, пронесло.

— Так, — сказала Элизабет, поднимаясь. — Объявить тревогу первой степени, всем оставаться на своих местах и не паниковать. Я пошла за Китом.

Кит Дэвид, единственный человек, которому удалось наладить контакт с шайтан-машиной, сидел в центре рубки, попивая ароматный «Эрл Грей» и глядя перед собой затуманенным взором. Это казалось бы, пожалуй, даже романтичным, однако их корабль был пристыкован к дредноуту зинов, как рыба-прилипала к огромной черепахе, поэтому за лобовым стеклом раскинулось не звездное полотно, а внутренности чужого космолета.

— Элизабет! — встрепенулся Кит, заслышав у себя за спиной шаги. — Я решил, наконец, как хочу назвать наш корабль.

— И как же? — В последнюю неделю Элизабет и правда собирала варианты различных названий для их посудинки. В ее коллекции уже были «Нейромансер», «Нормандия», «Тр-тр Митя», «Гэтмобиль» и «что угодно, только не “Гэтмобиль”».

Кит выдержал торжественную паузу.

— «Энтерпрайз Ди». Звучит, а?

— Пикардуйте-ка лучше в кают-компанию подобру-поздорову, — посоветовала ему Элизабет. — Там ребята сейчас без вашего присмотра Годзиллу синтезируют вместо рождественской елки. А насчет «Энтерпрайза» я подумаю.

Когда Кит Дэвид, вздохнув, ушел по ступенькам вниз, оставив после себя тающий запах бергамота и ванили, Элизабет вольготно расположилась в кресле пилота и привычно закинула ноги на приборную доску. Делать этого, возможно, не следовало: панель вспыхнула рыжим, затем зеленым, потом вывела на экран статистику расходов холодной воды и туалетной бумаги за неделю и, наконец, высветила список исходящей корреспонденции. Принявшаяся от нечего делать щелкать по клавишам Элизабет скоро выяснила, что члены ее команды либо массово впали в детство, либо так никогда его и не покидали: она еще могла поверить в то, что Мэтт, наивное дитя, пишет Санта-Клаусу письма, но чтобы Джонни…

Из кают-компании донеслись радостные возгласы: это Пирс, наконец, с помощью Киса синтезировал шерсть и спицы, позабыв о том, что можно заказать сразу целые носки. Судя по восторженным крикам, появление елки — настоящей, пахнущей смолой елки, украшенной гирляндой, увенчанной остроконечной звездой — было не за горами.

Когда-то родители говорили маленькой Элизабет, что читать чужие письма нехорошо. Родители мало понимали в жизни; Элизабет никогда не удалось бы вскарабкаться по жизненной лестнице до босса «Святых» и президента Соединенных Штатов, если бы она не научилась со вкусом нарушать все родительские заповеди, начиная с самой главной — «Не убий». Она открыла первое из писем к Санта-Клаусу, не моргнув и глазом.

В конце концов, что за Рождество без сюрпризов.

✱ ✱ ✱

Следующие дни пролетели в приятных предпраздничных хлопотах. Пирс, не желая отступаться от задуманного, вязал именные носочки (когда Элизабет застала его за этим занятием в последний раз, Пирс как раз дошел до буквы «а» в имени «Джонни»). Кинзи в свободное от работы время синтезировала елочные игрушки. Аша развлекалась тем, что сформировала отряд из элитных бойцов-зинов и учила их маршировать, отдавать честь, отжиматься, а также хором петь «Мы желаем вам счастливого Рождества». Элизабет, в общем, тоже не теряла времени даром: когда по корабельным часам наступала полночь, а члены экипажа отправлялись на боковую, она прокрадывалась в кают-компанию и проводила несколько часов у репликатора, а потом отсыпалась до полудня.

Подарки до поры до времени она прятала в трюме. Шаг это был рискованный — Мэтт Миллер, в конце концов, мог рано или поздно поднять голову от экрана и обнаружить, что половина его помещения заставлена загадочными праздничными коробками, и на некоторых, между прочим, написано его имя. Однако Мэтт в ту пору трудился за компьютером денно и нощно, ел между делом, спал как убитый и, казалось, не замечал ни странного оживления товарищей по команде, ни даже того, что босс пропадает где-то ночами, вместо того чтобы предаваться с ним разврату на клетчатом диванчике из «Икеи».

Последнему факту экипаж был, к слову, несказанно рад. Босс, которая в жизни не держала даже гитару в руках, играла на юном Мэтте, как на музыкальном инструменте, извлекая из него такие полные страсти и томления стоны, что CID в очередной раз приглашал юную Шонди на свидание, Аша жаловалась на отсутствие беруш, а Джонни требовал бросить все и умотать на Эротикон-6, где, согласно путеводителю по Галактике, жила шлюха, чьи эрогенные зоны начинались аж в четырех милях от ее тела.

Саму Элизабет это ни капли не смущало, и на просьбы прекратить ночные концерты она только пожимала плечами, словно это не ее бедра несли на себе печать голубой помады мистера Миллера. Когда экипаж решил подойти к проблеме с другой стороны и попросил Бена Кинга провести с Мэттом воспитательную беседу, хакер попросту спрятался за ноутбуком и отказался что-либо признавать.

— Не знаю, что вы там слышали, — быстро сказал он. — Мы с боссом просто обнимались.

— Обнимались, держи карман шире, — фыркнул Бен Кинг. — Мне бы в мои годы секс иметь хоть вполовину такой страстный, как у вас двоих — кхм!

Так или иначе, в ночь перед Рождеством команда выспалась на славу, а поутру обнаружила, что вся кают-компания заставлена подарками, обернутыми в разноцветную бумагу. В огромном свертке с подписью «Джонни Гэт» скрывался гранатомет. Аша получила целый мешок пахучих индийских специй. Кинзи, нимало не смущаясь, перебрала все секс-игрушки, что оказались в ее коробке, а потом полезла к Элизабет обниматься. Бен Кинг щеголял в новом шарфе и репетировал речь, с которой будет представлять свой бестселлер империи Зин. Мэтт сидел на полу в обрывках бумаги и увлеченно листал подаренный ему артбук, а потому не заметил даже, как Элизабет хлопнула его по плечу.

— Последнюю коробку — не при всех, — предостерегла она, прежде чем отойти к бильярдному столу. Там Пирс дымил первосортными кубинскими сигарами, а Кит Дэвид наливал всем желающим глинтвейн.

— Босс «Святых», президент США, императрица Зин, — поддел Пирс, шлепая Элизабет в стакан ломтик лимона. Он получил на Рождество полный набор звукозаписывающей техники и был очень этим доволен. — Теперь Санта-Клаус, а? Что дальше, Зубная Фея?

— А почему бы и нет, — фыркнула Элизабет. — Буду класть Мэтту под подушку по конфете каждый раз, когда у него выпадает молочный зуб.

Босс оглянулась посмотреть, не слышит ли ее Миллер, но тот не услышал, и неудивительно: его вниманием завладело коллекционное издание сериала «Ночной Клинок — убийца вампиров».

— Он иногда такой ребенок, что мне кажется порой: трахать его, должно быть, незаконно.

— Такова жизнь, — философски ответил Пирс. — И лучшие вещи в ней всегда вне закона. Убийства там, знаешь, наркотики, шлюхи, публичное сожжение Джастина Бибера на костре из его же пластинок… Земли, правда, теперь нет, так что какая кому разница?

Он поболтал вино в кружке, задумчиво глядя себе под ноги.

— Слушай, хм, по поводу Мэтта. Я, видишь ли, давно хотел спросить… Оно, конечно, все очень неловко… Я вот, помню, как-то раз…

— О чем спросить-то? — нетерпеливо перебила Элизабет.

Пирс оглянулся по сторонам, убеждаясь, что никто не подслушивает, а потом наклонился к уху Элизабет и прошипел:

— ТнзвшНчКлнквпстл?

— Что-что? — У Элизабет слипались глаза после бессонной ночи, а от глинтвейна кружило голову.

— Ты называешь Мэтта впстлНчнКлнк?

— Твою мать, да говори же ты разборчивее!

— Ты называешь Мэтта в постели Ночным Клинком?! — ляпнул Пирс, ошалев от собственной наглости.

В кают-компании повисла удивленная тишина. Элизабет подняла голову, готовая дать отпор любому, кому покажутся смешными ролевые игры в охотника на вампиров и сексапильную Кровавую Баронессу, однако внимание команды было приковано вовсе не к их с Пирсом разговору, а к последнему подарку, который Мэтт, не вняв предостережениям, все-таки стал разворачивать при всех. Сообразив, что наделал, он попытался захлопнуть коробку, но поздно: полетели в стороны клочки оберточной бумаги, треснул картон, и всем стало ясно, что Мэтт Миллер был в ушедшем году очень хорошим мальчиком — или плохим, это как посмотреть.

Из дилдо разных цветов и форм можно было составить целый арсенал, ничуть не уступающий размерами и внушительностью коллекции оружия, которой по праву гордился Джонни. Таинственный скульптор брал за образец не только банальные, приевшиеся уже органы мужчин рода человеческого, но обращался за вдохновением к альтернативной анатомии и, если судить по некоторым экземплярам, хентайному аниме о чувственных тентаклях. В одном уголке коробки пряталась фиолетовая БДСМ-маска в компании кляпа и наручников, в другом лежала, свернувшись тугими кольцами, плетка. Эту коллекцию дополняли два страпона, а также большой тюбик со смазкой («гостеприимная», уверяла яркая этикетка). Были в коробке, конечно, и другие сокровища, но и без того стало ясно: Санта-Клаус подошел к просьбе Мэтта со всей ответственностью и действительно подарил ему по штуке всего, что просила себе Кинзи — и даже больше.

Кит Дэвид прочистил горло. Его взгляд метался от кляпа к плетке, будто Кит все не мог решить, какой из этих предметов больше оскорбляет его консервативное воспитание.

— Думаю, что выскажу вопрос, который волнует сейчас всех: ожидать ли нам в ближайшие ночи тишины или, ммм, еще больше шума?

— Первое, — быстро сказала Кинзи. — Босс, мы собрались и решили подарить вам отдельную каюту на третьем ярусе с нормальной кроватью и звукоизоляцией. С Рождеством, босс! Отличный, кстати, пояс верности, Мэтт.

Мэтт вспыхнул и попытался было запихнуть игрушку в карман, только чтобы вспомнить: у комбинезонов на корабле нет карманов.

— Выпьем? — невозмутимо предложил Джонни. Человеку, который познакомился с боссом еще в зеленые двадцать лет, гонял с ней по встречной, хоронил заживо конкурентов и наводил ужас на весь Стилуотер, не к лицу было смущаться при виде каких-то погремушек.

Через час подарки вынесли, и кают-компания снова обрела пристойный вид. Мэтт залпом выпил стакан виски с колой, отошел и пережитого и признался, что сделал в подарок боссу симуляцию на двоих по мотивам первого сезона «Ночного Клинка», и без намеков стало ясно, что себе он отвел роль охотника на вампиров, а Элизабет — Кровавой Баронессы. (Кинзи, услышав разговор краем уха, хмыкнула и тут же предложила проверить сначала симуляцию на наличие всяческих сюрпризов.) Аша и Джонни соревновались в метании ножей в физиономию Зиньяка, которую Шонди наспех нарисовала на стене карандашом для глаз. Бен Кинг, приняв на грудь, принялся давать советы Мэтту как состоявшийся творец — начинающему писателю. Элизабет лежала на диване, уплывая в страну снов под мурлыканье Пирса, еще не оставившего надежды на музыкальную карьеру, и лишь одна мысль не давала ей покоя.

— Пирс, — позвала она, не открывая глаз.

— Весь внимание, босс.

— Нет.

— Что — нет?

— Ответ на твой вопрос: нет. Я не называла Мэтта Ночным Клинком; с другой стороны, у нас не было и постели… Хорошую идею ты мне подал, Пирс. Сегодня же назову.

— Всегда пожалуйста, босс.

Элизабет не ответила: перед ее взором сменялись эротические картины, одна смелее другой, и голоса из мира реального уже не могли ее потревожить.

— Свяжу, — сонно пробормотала Элизабет. — И отшлепаю, — добавила она, вспомнив, как Мэтт превратил ее проекцию в унитаз, когда им с Джонни вздумалось поучаствовать в реалити-шоу профессора Генки. — А потом обязательно назову Ночным Клинком.

FIN

@темы: смерть автора, Saints Row

---

|| В любой непонятной ситуации

...выкладывай старые фотографии котиков.

| +1 |

В отличие от моего предыдущего места жительства, где соседи отдавали предпочтение собакам, Зюзино — «кошачий» район; бывали дни, когда я по пути до метро успевала двум котикам сказать «кис-кис», третьего — погладить, а четвертого сфоткать для инстаграма. Тогда же я часто носила с собой зеркалку, но хороших кадров, в общем, получилось только два. На первом — кот из дома по Симферопольскому бульвару, который вечно смотрел на улицу не то с печалью, не то со страхом (а под окном этим, кстати, часто сидел черный как смоль поклонник, и перестал появляться лишь в сентябре, когда зарядили дожди). На втором — кошка из нашего подъезда, которую выпускали гулять во двор через форточку.

Ну а мой дурень как раньше не хотел фотографироваться, так и сейчас не хочет.

@темы: сквозь объектив

---

|| Только грешник может стать святым

Я хотела бы — правда, хотела! — написать парочку постов, никак не связанных с играми, однако в доме у меня бардак, на работе — опытная эксплуатация, подготовка к Новому Году ограничится развешиванием гирлянды и покупкой вкусного чая, так что, в общем, стоит ли удивляться тому, что на фоне этого безрадостного декабря Saints Row захватила мое внимание и съела мой мозг. Позавчера, например, я планировала лечь спать пораньше, а вместо этого упоролась и села писать драббл про суровую юность моей героини.

Одно радует (кроме собственно Saints Row): не то я стала писать лучше, не то ныть — меньше, не то горячая поддержка Feuille Morte творит чудеса, но текст нравится мне до чертиков.

Фандом: Saints Row
Размер: 1370 слов
Таймлайн: начало первой игры
Рейтинг: R за обсценную лексику
Персонажи: Лесли Купер (фем!босс) в юности, Джонни Гэт, Джулиус Литтл, банда «Святых с Третьей улицы»
Содержание: Когда Лесли Купер было двадцать лет, ей понадобились деньги на лечение отчима, избитого колумбийцами из «Лос-Корналес». Пораскинув мозгами, она решила увести из-под носа «Святых с Третьей улицы» — самой слабой и малочисленной банды в Стилуотере — партию кокса, чтобы продать ее знакомым и оплатить счета. Все шло по плану до тех пор, пока босс «Святых», Джулиус Литтл, не узнал, кто воровка, и не заставил ее «отдавать должок»: делать для банды грязную работу.

— Джулиус, блядь, так дела не делаются.

Джонни Гэт сплюнул себе под ноги. Слюна попала на грязный лист подорожника и скатилась комочком на сухую землю: лето выдалось на редкость жарким, а с начала августа с неба не пролилось ни капли. Солнце пекло как в аду, старушки носили с собой платочки и поминутно кашляли пылью, а цепные псы на окраинах Стилуотера сходили с ума от зноя. Город метался и бредил, как больной в лихорадке, и в тени старой церкви на Третьей улице дышалось немногим легче.

Церковь эта, как напишут позже в тонком путеводителе «Стилуотер с одной буквой “л”», была однажды украшением квартала. Когда-то над ней — и Лесли Купер еще застала это время — плыл звон колоколов по воскресеньям, проповедник встречал свою паству у ворот, а в глубине крестили испуганных орущих младенцев. Да, церковь видела лучшие времена — но потом ослепла, да еще и онемела впридачу: шпана вырвала колоколу язык, побила витражи, обклеила заколоченные окна рекламой фаст-фуда от «Веснушчатых сучек». Под скамейками валялись пустые шприцы, в боковом приделе ночевали бродяги, и когда Джулиусу Литтлу попеняли за то, что он выбрал церковь штаб-квартирой своей банды, — и спросили, не боится ли он, мол, святотатства, — верующий негр только усмехнулся в ответ: и дураку понятно, что божья благодать давно покинула это место.

Ну и, потом, только грешник может стать «святым».

— «Ты наш лучший боец, Джонни», «с твоей помощью мы вернем квартал Святых, Джонни», «отправим дюжину “королей” на тот свет, Джонни» — схуяли молоть языком было? Я тут готовлюсь, дробовики чищу, а вы на дело деваху взяли. Да какого хрена? Кто она такая вообще, эта Лесли, блядь, Купер?

Лесли Бенита Купер стояла поодаль, опустив плечи, как дурнушка на выборах королевы школьного бала, а на деле сжимала кулаки в карманах так, что костяшки ныли. Ей тоже хотелось куда-нибудь плюнуть: на пожухлую траву или, может, Гэту на пижонский пиджак.

— Охолони, приятель, — предостерег его Трой, чиркая дешевой, по пять пенсов штука, зажигалкой. — Тут Джулиус главный, а мы так, на подпевках.

— Пойми, дружище, рисковать тобой нам было не в масть. На тебе операция против «Королей» висит; ты — не мелкая сошка.

Гэт хмыкнул: не купился.

— Как шлюх крышевать, так я в самый раз, значит, а как серьезное дело — посиди на жопе ровно, друг Джонни.

— И что, яйца отсидел, что ли? — огрызнулся Джулиус, теряя терпение. По толпе «святых» прокатился смешок. — Купер отлично справилась, всем бы так. И не ныла, как некоторые. Сечешь?

Купер пнула носком сизую могильную плиту, чувствуя на себе липкие взгляды доброй половины «святых». Впрочем, этим летом все липло к коже: от продуктовых талонов, которые получала Леслина неимущая мать, до чужих денег, в которых Лесли, себе на беду, успела порядочно измарать руки.

— Где выкопали ее такую, — пошел на попятную Джонни, — эту Купер?

— Да спас намедни девчонку. — Джулиус расслабился и, привалившись к колонне, забрал у Троя бычок. — Тут, на площади, «короли» с «роллерами» собачились, ну и завертелось. Смотрю: огребет сейчас деваха пулю ни за что ни про что. Потом сама ко мне пришла. У нее, слышь, отчиму от ребят из «Лос-Корналез» досталось. Сейчас в больничке валяется. Пришла и говорит: сколько нас уже нагибают! Пора и хребет иметь!

«Святые» отозвались одобрительными возгласами, а Лесли Купер стиснула зубы. Джулиус умел мед в уши лить что твой проповедник, аж задница слипалась, — не чета той бочке дерьма, из которой Лесли пришлось дважды хлебнуть за минувшую неделю. Один раз — когда Трой сказал ему, что это она, никто и звать никак, нагрела банду «Святых с Третьей улицы» на жирной партии кокса, и второй — когда Джулиус дотумкал, что порошок разошелся по гонцам, деньги ухнули на оплату больничных чеков для отчима, который все равно уже не жилец, а сама Лесли Купер беднее церковной мыши, и отдавать должок ей нечем.

— …Ну и пиздато тогда, — махнул рукой Джонни. Он уже успокоился и, взъерошив ежик крашеных волос, щурился на солнце. — Вы хоть канонизировать ее успели?

— Нет, — признал Джулиус, швыряя бычок на щербатые плиты.

— Так чего ждем? Девка на дело уже ходила, а стоит, как неродная.

Лесли Купер бросила на мужчин настороженный взгляд из-под запыленных ресниц. Она нутром чуяла, что Трой и Джулиус, обделав ее руками грязное дельце в уплату за должок, предпочли бы забрать себе лавры, а ее, Лесли, «канонизировать» в темном переулке выстрелом в затылок. Эта буча, которую при всех поднял Джонни, была главным святошам вовсе не с руки.

— Джонни-то прав, дружище, — вступился вдруг Трой. — Лесли свое отработала. Ты сам сказал: всем бы такой глаз да хватку. Примем ее в банду, и дело с концом.

— А крестным кто будет? — Джулиус обвел взглядом свой сонм «святых». В ответ на него смотрели усталые, измученные жарой лица: отчаянные парни с соседней улицы; салаги, лишь вчера сменившие биту на пистолет; шпана, что сегодня радуется сотне долларов и лишней пяди отвоеванной земли, а завтра, чего доброго, окажется на плакате «их разыскивает полиция». — Вы наш закон знаете: за новичка должен поручиться бывалый. Ты отвечать за нее станешь, что ли? Или Джонни?

Гэт оставил в покое нож, которым чистил ногти, и пожал плечами.

— Да почему бы, блядь, и не я. Много слов, мало дела, Джулиус.

Парни расступились, и тем самым нутром, которое еще не подводило ее, Лесли поняла, что придется драться — до синяков, крови и, быть может, сломанных ребер, — пока скучающий Джонни не оторвется от своих ногтей и не скажет: все, довольно, ты член банды теперь. Да ебитесь вы все конем, хотела сказать им Лесли Купер, в пизду Джулиуса, в пизду вашу шайку-лейку и тебя, Джонни Гэт, лично — но зной запечатал ее запекшиеся губы, а получить фиолетовую лилию «Святых с Третьей улицы» было все же лучше, чем пулю в затылок.

Когда она расквасила первому нападавшему нос, воронье, облюбовавшее худосочный вяз на кладбище, с криком снялось с места и описало круг над церковным шпилем.

Потная майка пристала к спине, перед глазами плясали черные точки, но жизнь приучила Лесли бить зло и жестко, а потрепанная боксерская груша, ее верная спутница на протяжении последних лет — сражаться до тех пор, пока изнеможение не свалит с ног. Взрослые, не в одной переделке побывавшие парни один за другим получали в солнечное сплетение, над толпой разносилось уважительное «Ооох!», но лишь когда пятый по счету верзила свалился в нокаут, Джонни Гэт отложил свой ебаный нож.

— Боксируешь, что ли, на досуге? — с интересом спросил он. — Эй, эй, стоп! Стоп, говорю. Справилась. Властью, данной мне, причисляю тебя к лику «Святых с Третьей улицы», и будешь ты одной из нас… И ныне, и присно, и во веки веков. Бля, хватит ржать! Думаете, я эту чушь наизусть помню?

Не успела Лесли моргнуть, как воинство Джулиуса Литтла обступило ее со всех сторон, и голова у нее пошла кругом от бесконечных имен, поздравлений и дружеских похлопываний по ноющим плечам. Кто-то предложил ей сигарету; кто-то поднес банку выдохшейся, приторно сладкой газировки, но Лесли так измучилась жаждой, что выдула все до дна, забыв сказать спасибо. Трой сунул ей руку, и Лесли сжала пальцы в ответ.

— Молодец, — внушительно сказал Джулиус, спускаясь с паперти. В руке его болтался медальон в форме королевской лилии. — Заслужила.

Будто в полусне, Лесли наклонила голову.

Она помнила воскресные проповеди и перезвон безъязыкого ныне колокола, рисунки грешников в детской Библии и рассказы бабушки о карах небесных, но все это было давно: в другой жизни, в другое время. Нынешняя Лесли Купер не страшилась ни бога, ни сатаны, презрительно фыркая в ответ на уверения матери о том, что такие, как она, злые, неблагодарные девчонки отправляются прямо в ад, и как зеницу ока хранила самый страшный свой секрет: что на старый фамильный крестик, подаренный бабушкой, выменяла три года назад пистолет. Ведь крестик был — увы! — бесполезен, а из верной «беретты» Лесли еще вчера уложила дюжину «королей», на которых указал перст Джулиуса Литтла.

Медальон лег ей на грудь, еще влажную от пота, и тут же прилип к коже: казалось, не отдерешь.

— И станешь ты одной из нас, «Святых с Третьей улицы», плоть от плоти нашей, — серьезно начал Джулиус. — И будешь проклята другими поколениями — и придешь править ими.

Вот же, блядь, пастор нашелся, ругнулась Лесли про себя. Больше всего ей хотелось поднять руку и показать всем средний палец, но она терпела.

— Уже поднят твой рог, распалился твой гнев…

— Джулиус, — вмешался Джонни, — в печенках сидит твоя Библия. Мы завтра на «Королей» идем — или так, подрочить тут собрались?

Когда разносчик привез на раздолбанном драндулете пиццу, а «святые» стали подтягиваться в церковь, чтобы жевать тесто и держать военный совет в прохладе бокового придела, пошла и Лесли. Задержавшись на последней ступеньке паперти, она подняла голову вверх, но увидела лишь синее, нестерпимо яркое небо в черных точках воронов.

FIN

@темы: смерть автора, Saints Row

---

|| Saints Row IV: Лимб

Говорят, что Mass Effect 3 — грустная игра.

Я не знаю; я проходила ее в каком-то эмоциональном ступоре, одинаково равнодушная к гибели безымянного мальчишки, самопожертвованию Мордина и смерти Тейна. Судьба Земли, атакованной Жнецами, не беспокоила меня, а при взгляде на Рипли Э. Шепард хотелось лишь, чтобы все поскорее закончилось: война, игра, жила, которую вытягивают из меня разработчики. Очевидцы утверждают, что в какой-то момент по моей щеке все же скатилась суровая слеза, но что за сцена тогда разыгрывалась на экране, никто не помнит.

Говорят, что Battlestar Galactica — грустный сериал.

Отвечаю вам: истинно так. Сериал, который начинается с уничтожения большей части человечества, веселым быть вряд ли может. Оставив позади руины двенадцати планет, пепел близких и несбывшиеся надежды, пятьдесят тысяч выживших отправляются к звездам. Что у них есть, кроме мечты о Земле, которая станет их новым домом? Корабли. Как тут не вспомнить Мэла из «Светлячка»: «Мы еще полетаем». — «Это не так уж много». — «Этого достаточно».

Говорят, что Saints Row IV — уморительная игра.

И то правда. В ней можно бегать быстрее автомобилей, прыгать выше крыш, убивать инопланетных захватчиков с помощью дабстеп-ружья, которое стреляет импульсами энергии под развеселую музыку, и анального, простите, зонда. Побыть президентом США. Спеть хором с Пирсом. Посмеяться над кучей отсылок к поп-культуре, включая упомянутую выше Mass Effect. Стать героем дурного ситкома пятидесятых годов. Познакомиться с Джейн Остен и вырвать предводителю инопланетных захватчиков, цитирующему Шекспира, хребет.

Saints Row IV, в общем, похожа на конфету с начинкой: под яркой оберткой — молочный шоколад, а раскусишь его — горечь невозможная.

На момент окончания четвертой части — которая, как мы знаем, завершает историю Босса и ее банды — у «Святых» позади было все: разбой, слава, власть, деньги, интервью в прайм-тайм и безумные вечеринки. Теперь Земля распылена на атомы; не осталось даже руин, в которых можно заняться паркуром, и костей, чтобы сплясать на них. «Святые» стоят на распутье: они могут отправиться в неизвестное будущее, в путешествие от звезды к звезде, чтобы когда-нибудь — однажды — найти выжившим представителям человечества новую планету, или, плюнув на все, умотать в прошлое: сыпать яблоки на темечко Ньютону, действовать на нервы Мэрилин Монро, подбрасывать идеи Шекспиру и страдать херней.

А в настоящем у них только симуляция Стилпорта, в котором можно бегать по стенам, швыряться огненными шарами и поднимать телекинезом автомобили. Система исправно нивелирует все разрушения, однако иногда она перегружается, и тогда здания разбиваются на пиксели. Стены увешаны плакатами: «Подчиняйся империи Зин»; «Тебе некуда бежать»; «Семь миллиардов жизней — вот цена вашей гордости». «Святые» в этом мире — не просто короли; они супергерои, вроде Нео и Тринити из «Матрицы», однако у повстанцев был в реальном мире Зион. У «Святых» — небольшой корабль, тысячи капсул со спящими людьми да империя долгоносиков, которая им нахуй не вперлась, хотя Лесли, блядь, Купер в роли королевы инопланетян и владычицы всея Вселенной — это, конечно, круто.

Так круто, что хоть плачь.

Я представляю себе, как после разудалой вечеринки, знаменующей победу над Зиньяком, Лесли и Тельма выбираются на крышу и ложатся там, скидывая туфли. Стилпорт живет: сигналят машины, горят огни. Тысячи людей заперты в этом лимбе, ходят на работу, занимаются сексом и смотрят шоу профессора Генки, не понимая, что загружены в виртуальный мир. Разбудить их можно, а толку: в реальном мире нет ни Стилпорта, ни Земли, ни семи миллиардов ее жителей.

Внизу раздается визг тормозов, кто-то кричит. Черт, замечает Тельма Янг, авария. Интересно, насмерть? Какой крик стоит... Наверное, да. Похуй, отвечает ей Лесли Купер. Матрица. Подох — перезагрузился. Делов-то.

Виртуальное небо над ними черное, как смоль: Зиньяк запрограммировал в городе вечную ночь.

А в детстве, говорит ей Лесли Купер, я пересмотрела мультиков и мечтала спасать Землю от злобных ксеносов, а еще — быть императрицей всей Вселенной. И Джонни, дурища, хотела вернуть к жизни. Кто же, блядь, знал, что вот так оно обернется.

На востоке светлеет: стараниями «Святых» на виртуальном небе Стилпорта брезжит рассвет. Вот уже больше месяца брезжит, и наступить все никак не может.

БЗСХДНСТ

@темы: Saints Row

---

|| Красная планета

Каждый раз, когда у меня появляются новые читатели, а в особенности люди, которым я сама по какой-то неясной причине симпатизирую, мне тут же хочется сделать новый пост: смешной, умный, складный. Чтобы старых ПЧ — порадовать, новым — понравиться, тем, кто не разделяет со мной текущий фандом — угодить, ну и вообще напомнить всему свету, что я еще жива, а не сгинула где-то в дебрях Москвы, доведенная до ручки графиком 5/2 и муками самоопределения. (Шучу. Все не так плохо, хотя прибаутка о том, что люди живут от выходных до выходных, уже перестала казаться мне нелепой.) Вместо поста, тем не менее, выходит какой-то пшик, поэтому я опять обратилась к фотографиям из Вьетнама.

Под катом красный ручей. Вдоль него, пишут, можно пройтись, едва намочив пятки, но я все равно умудрилась найти единственную яму, скрытую непрозрачной водой, и навернуться, чуть не утопив фотоаппарат. Зато берега у него красивые, на некоторых кадрах прямо иная планета какая-то, Марс: не то древний, еще не пересохший, не то окультуренный и колонизированный человеком будущего.

Сейчас только заметила, что на одной фотографии отчетливо видно слово, нацарапанное кем-то на песчаной скале. Слово не русское и не матерное, хоть на том спасибо.

| +5 |

@темы: сквозь объектив, о скитаниях вечных и о Земле

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

|| О творчестве и бутербродах

Сижу я, попиваю чаек, никого не трогаю, просматриваю лениво сканы очередного МЕ-комикса, а там Ленг и Майя Брукс обсуждают смерть Шепард. Ленг, значит, говорит: если, мол, Шепард была недостаточно сильной, невелика потеря, найдется еще человек, способный повести человечество в светлое будущее. Майя ему такая: это ты, что ли? И Ленг отвечает: может быть, только не сегодня; сегодня мне мама велела дома остаться и домашку делать босс задание выдал.

Я, как вы знаете, человек довольно спокойный, сама живу и другим жить не мешаю, а уж чужие фандомные предпочтения и вовсе предпочитаю своими сальными руками не трогать. И все-таки, когда я вижу людей, которые шипперят Шепард с прекрасным, сильным альфа-самцом Ленгом, меня так и подмывает сказать: неправильно ты, Дядя Федор, бутерброд ешь. С Ленгом снизу-то вкуснее будет, доказано Zanussi.

Мой фик про вышеозначенного товарища, тем временем, потихоньку увеличивается в размерах. Раньше я надеялась закончить его легко, быстро и ненапряжно, уложившись в «мини», а сейчас у меня уже четыре с половиной тысячи выстраданных, уложенных друг к другу, как кирпичики, слов — а позади, между прочим, только одна глава из шести. Я продолжаю писать и сама себе удивляюсь; еще полгода назад я считала, что макси-фик про Кая, черт подери, Ленга — последнее, что мне в жизни автора и фаната нужно.

А наш герой тут в комиксе дуется на Майю из-за дружеской шпильки: я в «Цербер» раньше тебя пришел! тебя выгонят, а я останусь!

Кай, что ты делаешь, ахаха, прекрати.

Код для обзоров.

[J]Dark Star[/J]: <a href="http://156169.diary.ru/p193547426.htm">рассуждает</a> о Кае Ленге, творчестве и бутербродах

@темы: Mass Effect

---

|| Like a boss

Лесли Купер (ваша покорная слуга Dark Star) выросла без отца и в детстве, будучи совершенной пацанкой, виртуозно играла в баскетбол, царапала гвоздем на спор матерные слова на машине директора школы и увлеченно била физиономию Тельме Янг (Feuille Morte), виноватой лишь... Кто уже упомнит, чем. Со временем детская вражда превратилась в крепкую дружбу, которую не смогло испортить даже то, что Лесли умудрилась однажды утопить любимый мотоцикл Тельмы под мостом.

Сейчас Лесли двадцать девять. Она до сих пор играет в «Покемона», коллекционирует дилдо необычных цветов и размеров и, будучи боссом «Святых», знает все возможные способы смачно и со вкусом согрешить. Тельме двадцать семь. Она знает не меньше десяти рецептов приготовления китайской лапши, обожает тусоваться в клубах и, будучи любимчиком босса, в совершенстве умеет утихомиривать излишне буйный нрав Лесли. Вчерашние девчонки превратились в важных шишек Стилпорта. Вчерашний скептик — я, тобишь — упоролась до того, что всю ночь мне снились то веселые перестрелки, то погони с прибаутками, то новые знакомцы из Saints Row: The Third.

Невозможно, понимаете, совершенно невозможно сопротивляться очарованию этой игры, которая предлагает мне бегать по городу, избивая полицейских огромным сиреневым дилдо.

| + 3 |

@темы: Saints Row

---

|| Vinpearl

Меня пристыдили тем, что уже сентябрь октябрь ноябрь, а я еще не все снимки из апрельского отпуска выложила. Исправляюсь. Учитывая размер папки с фотографиями, а также скорость, с которой я эти фотографии редактирую, исправляться придется вплоть до Нового года февраля, что, может, и неплохо: за окном у меня будет заснеженная Москва, на экране — жаркий Вьетнам и море. (Надо сказать, что до того отпуска я особенно не любила ни жару, ни море: под солнцем я вяну, у воды скучаю, и вообще согласилась на Вьетнам только потому, что перед сменой работы хотела отгулять недельку-другую, а тут пригласили съездить в приятной компании. В итоге под солнцем я с огромным удовольствием обгорела, а у моря читала книги, запоем смотрела «Аватара» и собирала ракушки.)

Наш отель располагался довольно далеко от Нячанга, поэтому мы сначала посетовали на то, что в парк развлечений не попадем, а уже потом увидели экскурсию в списке доступных. Несмотря на довольно высокую цену, купили сразу же: были наслышаны об аттракционах, аквапарке и самой длинной в мире канатной дороге над водой. Вот она: три километра до острова, пятьдесят метров — до моря. Вечером (а в апреле во Вьетнаме темнеет около шести) опоры превращаются в эйфелевы башни, поездка в кабинке — в поездку на бездной. Днем дорога выглядит более внушительно, но не очень-то романтично: зеленая вода, поцарапанное стекло кабинок. На полу нашей были щедро рассыпаны чипсы.

Самый главный аттракцион — это местные «американские горки», которые мне не удалось сфотографировать. Они спускаются с самого верха холма вниз мимо больших и белых — Голливуд-стайл — букв «VINPEARL». Особенность горки в том, что скорость кабинки следует регулировать самостоятельно, рычагом, установленным в полу, и в том, что — пункт второй неизбежно вытекает из первого — все, кто едут впереди тебя, являются беспросветными мудаками, которые тормозят на поворотах и не дают тебе как следует разогнаться. Подчас в некоторых местах образуются самые настоящие пробки. Ирония этой ситуации, конечно, в том, что для тех, кто едет за тобой, беспросветным мудаком становишься ты.

Еще можно пострелять Чужих в автомате и покататься на детской, будто из американского фильма ужасов, карусели.

И сходить в океанариум.

Меня часто спрашивают: фотографии разных мест — это, конечно, хорошо; а фотографии с тобой-то где? Для проформы вставляю одну карточку. Мы с Женей взяли поплавки, оставили шлепанцы на берегу и поплыли по речке, опоясывающей весь аквапарк. Ее назвали Lazy River, но уже на середине путешествия мы решили, что она вовсе не лэйзи, потому как течение в ней очень медленное, и, чтобы приплыть побыстрее, нам пришлось изрядно поработать руками. )

Ох, не спрашивайте, что помешало нам вылезти, как только надоело. Ослиное упрямство, не иначе.

Больше я вам про аттракционы местного аквапарка ничего не скажу, потому что плавать так и не научилась; местный пляж интересовал меня куда больше. Песок там мелкий, вода — чистая, вид на Нячанг, особенно в закат — как с открытки.

Один раз мне даже удалось поймать перевернутый серп южного месяца. )

@темы: сквозь объектив, о скитаниях вечных и о Земле

---

|| А у нас за окном осень! А у вас?

В последние два месяца меня часто спрашивают, нравится ли мне Москва. Отвечаю: очень. Просто ужас как нравится.

Я писала раньше, что вид из окон нашей съемной квартиры какой-то инопланетный. Ничего особенного в нем, на самом-то деле, нет: детская площадка; газоны и сквер; соседние многоэтажки; ЗАГС, гости которого радуют нас криками «Горько!» по выходным. Однако ночью этот нехитрый пейзаж вызывает у меня примерно те же чувства, что и советская энциклопедия по астрономии, которую я зачитывала до дыр в детстве. Москва вообще местами похоже на деревню, а местами она куда более советская, чем Петербург (вот любопытно: следовало уехать из Питера, чтобы понять, почему он называется окном в Европу), и цепочка ассоциаций снова выводит меня через воспоминания о детской энциклопедии — к старой и доброй советской фантастике (а оттуда — к раннему концепт-арту «Эффекта Массы»).

Ставлю себе галочку: нужно, черт подери, наконец-то дойти до московского планетария. Пока что мы, пересилив желание окуклиться в субботу дома, выбрались только в Коломенское.

В Коломенском золотая осень и пахнет яблоками (подгнившими, но).

| + 4 |

In other news: я решила остаться блондинкой до Нового Года.

@темы: сквозь объектив

---

|| При написании этого поста ни одного котика не пострадало

По вечерам мы с Наташей, бывает, играем в Улкеша Наранека и Литу Александер. Только Улкеш говорил Лите: «ИДИ. СПИ». А Наташа приказывает мне в аське: «ИДИ. ПИШИ».

Я бы рада, но пятидневная рабочая неделя не способствует: выходя с работы в седьмом часу, я еще чувствую в себе силы сражаться, но после дороги домой и ужина под очередную серию («Доктора Кто», «Галактики», «Аватара» — нужное подчеркнуть) я кажусь себе тряпочкой, медузой, вареной морковкой. Это усугубляет мои и без того сложные отношения с творчеством; иногда мне кажется, что я душу продала бы, лишь бы написание художественных текстов давалось мне легко, приятно и без лишних мучений. Статьи для начинающих и не очень писателей, которые в последнее время мелькают то в избранном, то в новостной ленте вконтакте, то в тумблеровском дэшборде, не помогают, скорее, ввергают в уныние — ну, что я могу противопоставить людям, которые пишут по три тысячи слов в день? Это, по моим меркам, не люди, это монстры какие-то.

Недавно мне попался на глаза нехитрый сайт, на котором за каждые сто слов текста показывают фотографию котика в качестве поощрения. Короче говоря, я пишу сейчас «взрослый» текст, — фемдом, сомнительное согласие, пеггинг, пытки, все дела, — измеряя свой прогресс в котятах.

@темы: смерть автора

---

|| Wheel of fire

По понедельникам и четвергам, когда к нам с Feuille Morte в гости приходит ~малиновка~, мы смотрим нового «Доктора Кто».

Я, как вы знаете, не склонна возвращаться к изведанным уже играм, пересматривать виденные однажды сериалы, а потому теряюсь иногда в догадках: что движет моими дорогими жужелицами — желание составить мне компанию? Любовь к сериалу, который я иначе как странным назвать не могу? Нежные чувства к Девятому Доктору, с которым я сама, несмотря на «уши-лопухи и глаза маньяка-убийцы», уже готова хоть в прошлое, хоть в будущее, хоть в параллельный мир, хоть к черту на рога?

По субботам, когда нас навещает Cartagia, мы досматриваем «Вавилон 5».

Пятый сезон «Вавилона», откровенно говоря, скучноват и не дотягивает до уровня предыдущих. Свернув основную сюжетную арку сериала, Стражински в поисках идей скреб по сусекам, собирая воедино все неиспользованные ранее задумки. Я зеваю на арке про беглых телепатов, без особенного интереса слежу за Литой, и перед каждым эпизодом непременно спрашиваю: «А Леньер сегодня будет?» Горе тому, кто знает наперед, что любимому герою уготована печальная развязка, и горе мне, потому что нет персонажа в «Вавилоне», к которому я привязалась бы крепче.

В остальные дни мы смотрим BSG.

«Галактика», пусть и не лишенная недостатков, прекрасна настолько, что я стесняюсь о ней писать. «Галактика» полна тем и персонажей, которые не могут оставить меня равнодушной, начиная с выживания в глубине космоса и заканчивая динамикой между адмиралом Адамой и президентом Розлин. «Галактика» впервые, кажется, в жизни заставила меня понять, что такое шиппинг, безжалостный и беспощадный, когда все герои так выпуклы, а все отношения между ними так прописаны, что одной сцены порой достаточно для того, чтобы проскочила искра. Еще под «Галактику» отлично идет фисташковое мороженое, что тоже плюс.

А я, будто трех сериалов одновременно мне было мало, взялась за второй сезон «Легенды о Корре». Признаваться в этом будто бы даже неловко, — детский мультфильм ведь, а не классика научной фантастики — но я неожиданно для себя

обрела ОТПшечку

упоролась по пейрингу Ноатак/Корра и оттого

провожу большую часть дня в приятной розовой дымке.

читаю много фиков недвусмысленного содержания и —

© mongoliantiger

Иногда кажется, что в голове у меня ужасная каша, но я, как пациент из бородатого анекдота, этим не страдаю — я наслаждаюсь.

@темы: кинематограф

---

|| Цепь

Кто написал фик? Стар написала фик.

Текст про Фенриса лежал у меня в закромах с весны две тысячи одиннадцатого года: я начала писать его прежде, чем прошла собственно игру. Сложно сказать, что заставило меня вернуться к нему и превратить пять сотен слов в три тысячи; может, проснувшийся внезапно творческий зуд, может, лавина новостей о DA:I. Может, особое положение звезд на небе, такое тоже не исключено. Заканчивая работу, я ныла Feuille Morte о тяжелой судьбинушке фикрайтера — и жаловалась на то, что фик этот, кажется, никому толком не нужен.

«Не переживай, — успокоила меня Наташа. — Он действительно никому, кроме тебя, не нужен. Иди пиши давай».

Фандом: Dragon Age 2
Бета: Feuille Morte
Размер: 3227 слов
Таймлайн: второй акт
Персонажи: Фенрис, беглый раб; Мариан Хоук, Чемпион Киркволла и чародейка-отступница; Варрик, Изабела и Андерс
Пейринги: Фенрис|Мариан или все же Фенрис/Мариан? Наташа настаивает на первом варианте; я, предоставив читателям судить, пообещаю лучше пару Мариан/Андерс — и фемдом в качестве приправки.
Содержание: Иногда хлыст да веревки приберегаешь для того, кого любишь. А тому, кого хочешь держать на коротком поводке, хлыст и не требуется.

Фенрис нередко пил. Напивался? Никогда. Он не забулдыга, не глупец и не влюбленный.

За три года он изрядно разграбил винные погреба своего бывшего хозяина и знал в спиртном толк; на свой лад, конечно. Игристые вина, щекотавшие язык, как поцелуй любовницы, напоминали ему об Изабеле; мускатные – о женщинах, что, разряженные, продавали себя у «Цветущей розы» и казались хороши только до тех пор, пока не утолишь плотскую страсть. Ароматизированные вина – как игра в карты, никогда не знаешь наверняка, что вытянешь из колоды. Белое сухое вызывало в памяти тот не в меру жаркий день, когда он купил копченого угря на пристани, и Хоук ухмылялась, погружая зубы в сочное жемчужное мясо. Терпкое напоминало ему о... О, если бы он только помнил свое детство.

У всех вин был, впрочем, один дурной недостаток: они кончались, и всегда неожиданно.

Последние капли из бутылки сгодились лишь на то, чтобы смочить губы. Вот незадача: такого розового вина больше нигде не сыщешь. Оно таяло на языке, как мед, и под него хорошо шел трактат о военной стратегии.

Не все, впрочем, было потеряно; с неделю тому назад он подарил две бутылки Хоук, просто так, от немыслимых щедрот. Бутылки наверняка еще нетронуты, а Хоук не против поздних визитов. Можно откупорить вместе, решил Фенрис, пробираясь к выходу мимо поваленных светильников и деревянных божков, переступая через осколки и отсыревший паркет.

Удивительным казалось, как он, с его нелюбовью к магическим штучкам, годами терпел оставшийся после магистра хлам. Но витражи были выбиты, божки – беззубы, пентаграммы – разрисованы, благодаря Изабеле, непристойностями; лица магов на портретах почернели от старости и бессильной злобы. Голоса магических вещей, наполнявших дом, давно стерлись и превратились в неразличимый шелест, лишь иногда напоминая о себе, –

демонзачтомистическоеоткровениевозжелайивластвуйхозяин

Зачем трогать мертвых? Пусть себе гниют. Считай Фенрис дом своим, он, может, и вымел бы этот прах, но его забавляла мысль о том, как магистр обнаружит поместье в еще большем запустении, чем прежде. В том, что Данарий вернется, он не сомневался. Годы рабства превратили его в зверя, который чует приближение своего хозяина, хотя половицы еще не скрипели под тяжестью его шагов, и ключ пока не скрежетал в замке; но зверь все равно чует – и глухо ворчит, натягивая цепь. Фенрис ненавидел эту удавку на своей шее и одновременно был ей благодарен: от нее, как от старой раны, ноющей к перемене погоды, была какая-никакая польза.

Воздух на улице пах осенью и морской солью. Сумерки уже укутали и убаюкали город, и над Церковным шпилем показался ломкий лунный серп. Мраморная мостовая, не успевшая прогреться за день, холодила босые ступни. Фенрис пересек площадь – мог сделать бы это с закрытыми глазами – и, нырнув в проулок, смахнул щеколду, которой Хоук запирала черную дверь, дверь «для тайных друзей». Спархок встрепенулся было, завозился в темноте, но, узнав знакомого, укротил рвущийся наружу рык, спрятал клыки и опустил лобастую голову на скрещенные лапы.

Потрепав пса по ушам, Фенрис вытер пятки о ковер и прошел вглубь дома, отмахиваясь от магических шепотков, как от назойливых насекомых, лезущих в уши.

тайнатайнаоставьнадеждувходящийсюдасдавайсясдавайсядруг

Хоук не держала дома волшебных цацек – но Создателю, в которого ни сама Хоук, ни Фенрис, кажется, не верили, угодно было вложить в ее руки посох, а не меч или самострел, поэтому ее незримого присутствия было порой достаточно: будь Фенрис зверем, на загривке его встала бы дыбом седая шерсть. Список недостатков Хоук, увы, не исчерпывался талантом к магии. Фенрис был, возможно, излишне привязан к чародейке – но не слеп, он знал, что его избранница недальновидна, своенравна и, что греха таить, себялюбива, однако великодушно прощал ей эти изъяны, как человек, живший за чертой бедности и оттого радующийся сытному обеду – пусть даже из грязной посуды.

Лампы на первом этаже были потушены. В камине уже подернулись пеплом остывшие угли. Рассудив, что Хоук легла спать, Фенрис попрощался с мыслью о вине и собрался уходить, но тут в тихом доме вдруг раздался звук, отчетливый и хлесткий, как удар плетью по обнаженному телу. Фенрис насторожился, прислушиваясь, и, когда звук повторился снова, прокатился эхом под сводами пустого поместья, Фенрис безошибочно признал его: так бьют людей.

Здравый смысл велел уйти, уйти и забыть, но вот удар раздался в третий раз (а за ним – короткий, будто сквозь зубы сдерживаемый стон), и незваный гость стал тихо, как вор, подниматься на второй этаж. С каждой ступенькой вкрадчивый шепот набирал силу, как прилив, в нем чудились вздохи, смутные угрозы и мольбы, и, хотя отдельных слов было еще не различить, шепот вскоре распался на два голоса: женский – Хоук – и мужской. Фенрис узнал Андерса, и выпитое вино ударило ему в голову. Если это отродье подняло руку на Хоук, Фенрис вырвет ему сердце.

Взвизгнула половица. Фенрис замер, сжимая рукоятку кинжала — и секунда промедления спасла его от позора, а может, от чего похуже: за дверью спальни рассмеялась женщина. Ее смех лился расплавленным серебром, вызывал привычное жжение в кончиках пальцев; люди, которых бьют, не смеются так игриво и сыто.

А вот те, что держат в руках кнут, – очень даже.

Ведомый не праздным любопытством, а жгучей необходимостью узнать правду, Фенрис приник к замочной скважине.

Там, в спальне, Андерс стоял на коленях, склонив голову, нагой и покорный. Узор из свежих отметин расчерчивал его спину, спускаясь от плеч к ягодицам: размашистая роспись чьей-то карающей руки. Хоук со снисходительной нежностью играла с его волосами, и Андерс ластился к ней, и все норовил повернуть голову так, чтобы ненароком прижаться к узкой ладони губами или щекой. Разворошенная постель, белевшая в полумраке, и скомканные простыни напомнили Фенрису о пене, которую волна, обессилев, выплевывает на берег вперемешку с щепками и сором.

Андерсу удалось, наконец, запечатлеть поцелуй на ласкавшей его руке. Тонкие пальцы вдруг сжали его подбородок, как клещи, тут же свистнула плеть – и Андерс крикнул, не сдерживаясь, в голос. Фенрис видел, что ему больно – он помнил, черт подери, как хлыст в умелой руке скручивает жилы, пробирает до костей, – но Андерс не отшатнулся, не ответил ударом на удар, как свободный человек. Андерс прижался к ногам Хоук всем телом, будто просил защиты, будто дюжина рубцов была пустячной платой за ласку, и осторожно поцеловал Хоук в бедро, туда, где между складок одежды виднелась незагорелая полоска кожи.

Фенрис отпрянул, словно это его, а не Андерса, только что протянули хлыстом. Перед глазами еще стояла белая спина в алых полосах, желудок болезненно скрутило узлом, еще немного – и его содержимое оказалось бы на дорогом орлесианском ковре, но Фенрис чудом пересилил себя и лишь вытер губы тыльной стороной ладони.

Он спускался по лестнице осторожнее, чем приходил, сжимая зубы в ожидании очередного удара, хотя прекрасно знал, что к щелчку хлыста нельзя быть готовым. Он говорил себе, что, пока Хоук занята, ей не придет в голову открыть дверь, и прямоугольник света из спальни не поймает его на месте преступления. Он хотел ускорить шаг, но любая половица могла его предать, любая ступенька – выдать, и даже на Спархока, придремавшего в гостиной, полагаться не приходилось: с глупого пса сталось бы сослепу гавкнуть и перебудить весь дом. Только закрыв за собой дверь «для тайных друзей», Фенрис вздохнул, будто дышать вдруг стало легче – и от души сплюнул на грязную мостовую.

Во рту стояла полынная горечь.

~ ~ ~

Он покинул Киркволл в ту же ночь, покидав нехитрые пожитки в заплечный мешок.

Дома, говорят, в одночасье ветшают и приходят в запустение, лишь только бывшие хозяева в последний раз запирают дверь на ключ и заклеивают окна промасленной бумагой. Если так, то поместью Данария было все равно: по-настоящему им владели только тлен да плесень, пропитавшие стены от сырого подвала до черепичной крыши, и судьба дурного постояльца, который за три года не удосужился смести даже паутину, никак не тревожила его. Оглянувшись на пороге дома, который так и не смог назвать своим, Фенрис представил, как Хоук придет стучаться завтра в рассохшиеся створки и будет стоять, нетерпеливо притоптывая ногой, в ожидании мрачного эльфа в татуировках – а тот уже никогда не выйдет ей навстречу.

Совесть кольнула раз, второй. Фенрис уступил ей и наскоро нацарапал записку с извинениями для Изабелы. Сонная служанка «Висельника» приняла письмо, и Фенрис, звякнув напоследок колокольчиком у стойки, пошел прочь, считая себя свободным от долгов и обязательств. От Хоук.

Он помнил, как мыкался по лесам и топям Сегерона, еще не зная, что делать с новообретенной свободой, но уже пьяный ей. Спать приходилось где попало, совершать дневные переходы – на голодный желудок. Он и рад был выйти к человеческому жилью, да все боялся косых взглядов и криков «Беглец!», будто слово «раб» было лириумом выжжено у него на лбу, а пуще того боялся чужой доброты, отвечать на которую, быть может, придется сталью. Он не раз и не два видел в путаных, горячечных снах, как голова Данария летит с плеч, но мысль о том, чтобы снова предстать перед магистром – пусть даже для свершения мести – пугала его. Что, если зверь, перегрызший поводок, все еще остается ручным волчонком хозяина? Что, если конура и цепь окажутся все же предпочтительнее дикого леса?

И, несмотря на это, он был счастлив впервые за ту короткую жизнь, которую помнил. Мокрая от росы трава щекотала его ступни. Раны заживали, как на собаке. Меч всецело принадлежал ему одному, и Фенрис сгоряча дал себе обещание, что никогда больше не поднимет его по чьему бы то ни было приказу. Он не знал, что за будущее ждет его, но был уверен, что построить новую жизнь на обломках прежней не составит труда.

Построил.

Ну, что же: не боги горшки обжигают.

Оставив черную громаду Киркволла позади, Фенрис постоял немного, вглядываясь в ночную темень. Ему было все равно куда идти, лишь бы прочь; будь рядом Варрик, он попросил бы в долг его счастливую монетку. Орел – Ансбург, решка – Старкхэвен, ребро – Оствик. Какая муха укусила его, Фенриса, три года назад, когда он вздумал попытать счастья в Кирволле, где тевинтерские магистры сотнями посылали таких, как он, на плаху в назидание прочим?

Ноги сами свернули к Рваному берегу, и Фенрис с радостью подчинился, еще не осознавая тщетности этого поступка: сбежать ведь можно от хозяина, а от себя, как известно, не скроешься. Он думал, что скорее лишится языка, чем снова признает кого-то хозяином над собой, но забыл житейскую мудрость, преподанную ему когда-то мятежниками Сегерона.

Недостаточно назваться свободным, чтобы стать им.

~ ~ ~

Пела сталь, по языку разливался соленый привкус меди. Мелкая пыль, поднятая десятками ног, разъедала глаза. Осеннее солнце сверкало на начищенных до блеска доспехах. Фенрис отразил атаку, другую, сделал ложный выпад, кинулся вперед – но его лезвие скользнуло по клинку противника, не причинив тому вреда. Мужчина всего лишь встрепенулся, как кот, и продолжил кружить, выписывая мечом ослепляющие узоры. Фенрис так сосредоточился на нем, ожидая нападения, что чуть было не пропустил удар сбоку, метивший ему под ребра. Незадачливый наемник отпрянул, воя: три пальца, только что сжимавшие рукоять, упали в серую дорожную пыль. Фенрис отрешенно подумал, что начал уставать: он метил отрубить кисть.

Когда наемники Данария перегородили тропку на Рваном берегу, Фенрис схватился за меч с суровой решимостью человека, чье ожидание наконец-то подошло к концу, и теперь либо пан, либо пропал. Пропадать Фенрис не собирался, но наемники, не способные взять мастерством, надеялись одержать верх измором: окружив жертву, как стая гончих, они нападали попеременно, отвлекали ложными выпадами, менялись местами. Глава группы и вовсе стоял в стороне, окидывая свою стаю цепким взглядом. На его шее алел шелковый платок: сестра подарила? Или мать?

Гиены, подумал Фенрис. Или стервятники – не знаешь, что и хуже. Один ударил со спины, метя по ногам. Фенрис подпрыгнул, чувствуя холодок стали босыми ступнями – и упал на одно колено.

Поклялся, что живым его не возьмут.

Феррис взвился на ноги, потеряв драгоценную секунду, но его противник уже заваливался на спину, как куль: чья-то меткая рука направила арбалетный болт ему меж бровей, и по кожаному оперению Фенрис узнал стрелка прежде, чем услышал:

– Ты держись там, эльф!

Я держусь, хотел сказать Фенрис, но появление нежданной подмоги нарушило хрупкое равновесие сражения. Круг наемников распался, мечи выскочили из ножен, и бой тут же превратился в беспорядочную, кровавую резню.

Фенрис вертелся на месте, отражая удары то справа, то слева. Иногда он кидался в атаку, но во всеобщей суматохе едва мог разобрать, достигают его удары цели или нет; он знал только, что жив, потому что друзья, которых он хотел покинуть, не покинули его. Сухо щелкала Бьянка. Смеялась Изабела. Когда земля дрогнула под ногами, и огненный дождь хлынул с небес, Фенрис порадовался, что ночная выходка не лишила его благосклонности Мариан: смертоносное пламя поджаривало наемников прямо в доспехах, но беззлобно лизало его пятки.

Когда магическая буря улеглась, Хоук стояла в мертвом круге пожарища.

– Предупреждай заранее, когда вздумается погулять в одиночестве, – сухо сказала она, отряхивая пепел с сапог. – Я прихожу к тебе, выясняю, что ты пропал неизвестно куда – и ни ответа, ни привета, пока Изабела не приносит записку. «Очень жаль»? «Потребовалось срочно покинуть Киркволл?»

Фенрис кинул взгляд на пиратку – но та лишь пожала плечами да обезоруживающе улыбнулась в ответ. Строчку, в которой Фенрис просил держать прощальное письмо в секрете, Изабела либо не заметила, либо намеренно пропустила.

Хоук свела тонкие брови на переносице.

Три года назад, во время их первой с Фенрисом встречи, Хоук прозябала в нищете, жила в трущобах; в то время она хваталась за любую работу, чтобы прокормить семью, а после каждой схватки перетряхивала кошельки убитых в надежде найти пару монет или полудрагоценную побрякушку. Всем недостаткам вопреки, Хоук была заботливой дочерью, сестрой и даже племянницей, которая – Фенрис тому свидетель – даже съехав от дядюшки Гамлена, посылала ему увесистые мешочки с серебром.

Назвать Хоук плохим другом тоже не повернулся бы язык: Фенрис помнил, как она, стиснув зубы от холода, выходила в дозор вместе с Авелин в самую долгую зимнюю ночь, и обстряпывала, уже разбогатев, какие-то сомнительные делишки по просьбе Изабелы, и пару раз устраивала потасовки в Нижнем городе, когда ей чудилось, что обижают эльфийскую ведьму по имени Меррил. За три года знакомства Фенрис видел Хоук счастливой, раненой, сонной, бросающей деньги на ветер, и перед той Хоук, которую он знал, воспоминание о женщине с кнутом меркло, как дурной кошмар при свете дня. Было? Не было? Кто дал право ему, не другу и не брату, решать, что можно, а что нельзя за дверьми спальни, куда его не приглашают?

– Мне, должно быть, стоит извиниться, – слова давались ему тяжело. – Я не думал, что вас так обеспокоит мой уход. Я...

Он запнулся, не в силах объяснить причину своего поступка – и не готовый соврать, но Варрик истолковал заминку по-своему.

– В следующий раз, когда прихвостни Данария назначат тебе свидание, зови нас с собой, а? Не играй в волка-одиночку. Друзья для того и нужны, чтобы прикрывать друг другу спину.

Морщинка меж бровей Хоук разгладилась. Фенрис улыбнулся через силу.

– Я запомню.

Изабела улучила момент и прижалась к нему крепким бедром.

~ ~ ~

Они загнали Адриану к концу следующего дня.

Однажды, в прошлой жизни, она велела Фенрису спуститься в казематы, где вот уже два месяца гнил раб, виновный лишь тем, что пролил вино ей на платье. Фенрис отпирал тяжелую дверь, готовый к тому, что трупная вонь вот-вот ударит в нос, но бедняга оказался жив: он ел сырых крыс, сдирая с них грязные шкурки, и Адриана, шептались, велела высечь узника позже за то, что поднял руку на хозяйских грызунов... Фенрис хотел бы забыть и этот, и многие другие эпизоды с ее участием, но память, упорно отмалчивавшаяся, когда он силился вспомнить лицо матери, услужливо напоминала ему о бывших хозяевах и неоплаченных долгах.

Прижатая к стенке Адриана сама была похожа на крысу.

– Подумай, эльф, – увещевала она. – Данарий отнял у тебя не просто свободу. Он отнял у тебя память, отнял жизнь. Вернуть тебе все это я не в силах, но сестру – могу. Ты забыл о своей семье? А она помнит за вас двоих: детские игры, запах дома, материнские песни…

– Заткнись, – не выдержал Фенрис. Ярость душила его, скручивалась, как змея, у горла. – Замолчи немедленно, женщина, иначе, Создателем клянусь, снесу тебе голову.

Андриана фыркнула; она наглела с каждой минутой.

– И что? Сам найдешь ее, не зная ни имени, ни лица? Подумай крепко, Фенрис. Я предлагаю тебе сестру в обмен на мою жизнь. Еще пять минут назад у тебя не было ни того, ни другого.

Пять минут назад Фенрис был спокоен и трезв, примеряясь к тонкой белой шее. Он не боялся демонов, отродьев Тени, и заклинания ведьмы не страшили его, покуда рядом, плечом к плечу, сражалась Хоук, но оказалось, что самый подлый, самый страшный свой удар Адриана приберегла на конец, и не было брони, способной смягчить его сокрушительную силу. Что скрывалось за словами Адрианы – правда или отчаянный блеф? Что ждало его за морем – родная сестра или тщательно продуманная Данарием ловушка?

Рука, уже готовая поднять оружие, будто налилась свинцом. Выстоять в бою с неприятелем оказалось куда проще, чем в битве с собственными сомнениями, и в поисках поддержки Фенрис почти бессознательно оглянулся на Хоук.

– И как мы узнаем, лжешь ты или нет? – холодно спросила Мариан. Она предпочитала не вмешиваться, пока не просили.

– Никак. – Адриана невольно покосилась на обнаженный меч, и тень сомнения легла на ее лицо. – Но моя жизнь стоит на кону, и, поверь, мне не до лжи сейчас. Достаточно тебе этого, эльф?

– Я бы пошел на сделку, – хрипло сказал Фенрис, – да цена за журавля в небе больно высока.

– Дешево же ты ценишь свою семью, эльф.

Фенрис вздрогнул: шпилька попала в цель. Давно ли он говорил себе, что отдаст почти все – наладившуюся было жизнь в Киркволле, благосклонное внимание Изабелы, собственный меч – за возможность снова обрести семью?

– Хорошо. Говори.

– Скажу, а ты потом снесешь мне голову. Нет, эльф, не пойдет.

– Отпущу тебя на все четыре стороны. – В подтверждение своих слов Фенрис спрятал меч в ножны. Он чувствовал себя беззащитным, почти голым без оружия в руке, как будто лишь вороненая сталь могла уберечь его ото лжи и уловок. – Отпущу и не стану преследовать, даю слово.

– Слово раба! – Адриана скривила губы в гримасе, и Фенрис увидел вдруг: ее корежит от страха. – Ну и дурой же я буду, если поверю. Пусть твоя Хоук, – и дрожащий палец указал на Мариан, – пообещает. Даст слово Чемпиона. Чемпиона Киркволла.

Хоук отвернулась.

– По мне, врет, – сказала она. – Кто бы не придумал тебе целую семью родственников на ее месте.

– Ты считаешь, что...

– Мало ли что я считаю, – отрезала Хоук. – Твоя жизнь, твоя пленница. Решай сам.

И Фенрис решил.

Сворачивая Адриане шею, он смотрел на Мариан. Глаза у той были темные, как штормовое море.

~ ~ ~

Фенрис поднялся с колен усталым и опустошенным.

– Пойдем, – сказала Хоук.

Он был благодарен Мариан, когда та повела его прочь – от трупа Адрианы, отданного на корм червям, от пятен крови на полу и призраков прошлого, – к выходу из лабиринта. Там еще светило закатное солнце, и косые лучи, падая вглубь пещеры, рассеивали стылую тьму. Там росли незабудки, и можно было полной грудью вдохнуть воздух, не порченный подземной сыростью. Там ждала Изабела, в нетерпении поигрывая кинжалом, и Варрик подбрасывал свою счастливую монету, ожидая, пока друзья выберутся из пещеры на белый свет. Там сплетались сотни дорог, но Фенрис знал наперед: синеглазая ведьма Мариан выведет его на ту, что сворачивает в Город Цепей.

Он не возражал. Лишь однажды остановился, чтобы спросить:

– C чего ты кинулась мне на помощь, Хоук? Я не слепец, я знаю, ты меня не слишком-то любишь. Я никогда не смирюсь с твоим даром. Мне не по душе некоторые твои... Товарищи. И во мнениях мы с тобой сходимся через раз. Так почему?

Хоук смешалась, но Фенрис давно уже догадался, что слова привязанности даются его избраннице нелегко, и потому не обиделся, когда она предпочла отшутиться:

– Разве Варрик не сказал, что мы друзья?

– Друзья, – повторил Фенрис. Он перекатил непривычное слово на языке, как глоток крепленого вина. – Знать бы еще, что это такое. Послушай, я красиво говорить не умею, Хоук – но если тебе потребуется моя помощь, просто скажи. Что бы ни случилось, ты можешь рассчитывать на мой меч – и мою поддержку.

~ ~ ~

Через три года, когда план Андерса подойдет к завершению, и коробочка селитры будет лежать в кладовке, надежно укрытая от лишних глаз грудой старых вещей и ограждающими заклинаниями; и когда Хоук уже увидит в мечтах пламя над церковью, алое, как победное знамя, и шествие по Городу Цепей с мужем по правую руку, а Орсино – по левую; и когда смутное беспокойство из-за эльфа, который не любит магов и слишком много знает, охватит ее – одним словом, через три года Хоук сдаст Фенриса Данарию.

FIN

Код для обзоров.

[J]Dark Star[/J]: <a href="http://156169.diary.ru/p191416353.htm">мини «Цепь»</a> (Фенрис|фем!Хоук, фем!Хоук/Андерс и немного фемдома).

@темы: смерть автора, Dragon Age

---

|| Ужас Аркхэма

Когда в городе днями напролет идет дождь, психолог с непростым прошлым Кэролин Ферн приходит в закусочную Гиббса, чтобы выпить кофе и, тряхнув стариной, проиграть два доллара местному задире в бильярд; никто не знает, что под верхней одеждой она прячет колдовской кинжал, найденный в вещах ее погибшего пациента, и эта тайна жжет ее пуще каленого железа.

Когда в городе показывают пьесу «Король в желтом», второй акт которой сводит зрителей с ума, Лео Андерсону кажется, что у него самого не все в порядке с головой, хотя в театре он не был: трупы чудовищных существ, привезенные под его начальством из экспедиции в далекие земли, пропали из трюма, а замок выглядит так, будто его ломали изнутри.

Когда в городе дуют злые соленые ветра, студентка Мискатоникского университета Аманда Шарп беспокойно ворочается в своей постели: ей снятся города в темных глубинах океана, голоса, шепчущие на незнакомом языке, рыболюди с лицами давно умерших членов семьи и чешуя на собственных запястьях.

Когда городу угрожает Древний, открываются порталы в иные миры, и монстры поднимаются из глуби веков; гончие псы Тиндала рыскают в поисках жертв, перемещаясь через углы, надеясь утолить свой великий космический голод, и от криков шоггота кровь стынет в жилах: «Текели-ли!» Город этот — Аркхэм, штат — Массачусетс. 1926 год.

| трек безысходности |

Самой интересной фотографии, впрочем, у меня и нет. Я не сняла, как Cartagia, надев на голову серебряную подставку под конфетницу наш пул для монстров, горделиво провозглашает себя Королем в желтом.

@темы: сквозь объектив, игры

---

|| Инструкция для сборки

Рейтинг: NC-21
Персонажи и пейринги: Dark Star/стол, ~малиновка~/стол, Feuille Morte
Жанр: повседневность
Аннотация: Я всегда казалась себе домашней фиалкой, глубоко пустившей корни в топкую питерскую почву. Кто бы мог подумать, что самым сложным в переезде окажется не смена обстановки, не прощание с насиженным местом и даже не новая работа. Самым сложным оказались две с половиной недели без нормального письменного стола. Но когда мне наконец-то привезли стол, все оказалось не так просто...
Предупреждения: подпятники (6 шт), евровинты (12 шт), эксцентрики (6 шт). Шканты (6 шт). Использование сборочного ключа.

«На нижние торцы деталей боковины №№2, 3 и 4 прибейте подпятники», — говорилось в инструкции. И еще: «Соберите каркас из деталей №№ 2, 3 — боковины и № 5 царга». И даже так: «В столешницу деталь №6 вкрутите в малые отверстия штоки».

Инструкцию составлял мастер Йода эту, заметила Feuille Morte. Но это еще ладно; согласно списку деталей, приложенному к инструкции, в коробке мы должны были найти «бок правый», «бок левый» и — внимание! — «бок средний, 1 шт».

Модель стола, кстати, называется «Милан 9Б». Собери свой крошечный кусочек Италии!

Подпятники мое воспаленное сознание тут же переименовало в припятники, ибо про Припять я знаю, а вот с подпятниками встречаться еще не доводилось. Разобравшись с тем, что это такое, мы принялись крепить их при помощи молотка и такой-то матери, ругаясь на недобросовестных производителей, не доложивших в упаковку одного гвоздя; и если при взгляде на фотографию вам не вспоминается приснопамятная Satisfaction от Benny Benassi, у вас, возможно, что-то не так с ассоциативными связями.

Кто молодцы? Мы молодцы!

Затем настал черед деталей, которые нужно было собирать в каркас с помощью евровинтов. Мы занимались этим на полу, на кровати, на весу; занятие этим оказалось настолько жарким, что даже Feuille Morte, наблюдавшей за нами со стороны, стало не по себе. Попутно мы договорились до того, что если нет еще порнофильмов, начинающихся с визита подтянутого сборщика мебели к страстной домохозяйке, то их немедленно надо придумать.

Мы закрепляли столешницу с помощью эксцентриков под саундтрек ко второму «Эффекту Массы»; из динамиков звучала Suicide Mission, ни много ни мало. И все бы хорошо, но в моей маленькой каморке особо не развернешься: пришлось ставить стол чуть ли не вплотную к выходу, и нельзя было открыть дверь, не врезавшись ей в мой правый бок.

Оглядев результат нашего часового труда, я плюнула на приличия, сняла заднюю стенку и перевернула стол так, чтобы рабочее место было слева, а не справа, как то задумано изготовителями. Так я стала сидеть чуть дальше от двери. Лишившись задней стенки, стол, конечно, стал временами угрожающе покачиваться, но меня это не слишком беспокоит: для работы сойдет, а снимать порнофильмы с его участием я все равно не собиралась.

Мораль? Собирать стол в хорошей компании — это очень весело. Однако если бы в интернет-магазинах мебели почаще попадалась опция «а мне такой же, но с перламутровыми заглушками в зеркальном отражении», жизнь была бы самую чуточку прекраснее.

@темы: life actually

---

|| И редкая птица долетит до середины Днепра

Где-то в дебрях дневника потерялась запись, в которой я перечисляю заброшенные мной игры. Длинный список открывала старая добрая Toonstruck, виноватая лишь тем, что я не люблю квесты. Роль мультипликатора, попавшего в собственный же вымышленный мир, в ней исполнял Кристофер Ллойд, которого я знала и любила как доктора Брауна из «Назад в будущее». Вместе со своим компаньоном, розовым кроликом по кличке Живчик, художник сражался против негодяев, которые превращали добрых персонажей — в злых, колосистые поля воображения — в пепелища, а милую буренку, дающую молоко — в отъявленную любительницу садо-мазо.

По правде говоря, чаще всего камнем преткновения становится для меня геймплей: нарочитая неторопливость «Мора» (я начала прохождение за Гаруспика, поняла, как резать людей — и сломалась на пятом дне), неуклюжесть Knights of the Old Republic (я довела Ревана до финала игры, но не смогла повторить подвиг и сделать того же для Изгнанницы), однообразные и скучные сайд-квесты Assassin's Creed, которым порт с консоли придавал особую пикантность. С последней игрой вообще вышел забавный конфуз: по какой-то причине моя копия не могла корректно отобразить названия некоторых клавиш и показывала вместо них логотип Юбисофта. Когда Альтаир, не сумев удержаться на крыше, падал вниз, в подсказке говорилось: «Немедленно нажмите логотип Юбисофта + W + логотип Юбисофта, чтобы не разбиться насмерть!»

В Город-на-Горхоне я еще вернусь. Историю Изгнанницы я еще завершу. А вот Assassin's Creed — нет, это вряд ли; как говорилось в одном бородатом анекдоте, «спасибо, но я уже лежу внизу».

@темы: игры

---

|| Туда и обратно

Двадцать четыре часа назад я была в командировке — в Москве: посетила пару заказчиков и оттоптала себе все ноги, прогуливаясь после рабочего дня от Китай-города до Павелецкой. Посмотрела на нашу квартиру: зеленый район, оранжевая кухня с ретро-плитой и какой-то инопланетный вид из окон. Встретила жужелиц. Подумала, что несбыточные чарующие планы на мое житье-бытье в столице на поверку могут оказаться не такими уж несбыточными.

Переезд, по правде говоря, ожидается только завтра, и последняя неделя пролетела в лихорадочном режиме сборов: я пакую вещи, перебираю вещи, составляю какие-то списки, чтобы ненужное — оставить, а нужное — взять, и при этом уверена, что непременно что-нибудь да забуду. Мне кажется, что все мои слова куда-то делись, остались только междометия: «ыыы», «ащщ» и, конечно, «пыщ-пыщ». Особенно «пыщ-пыщ».

Северус ходит кругами и, бедняга, не догадывается, что через двадцать четыре часа я снова буду в Москве, только на этот раз — с ним под мышкой.

@темы: life actually

---

|| Хошимин

После второго пришествия, когда медведь в лесу сдохнет и рак на горе свистнет, я, может быть, наконец-то научусь редактировать и выкладывать фотографии как можно быстрее, пока впечатления еще свежи и хочется сопроводить снимки текстом.

Но это будет еще очень нескоро.

| + 7 |

@темы: сквозь объектив, о скитаниях вечных и о Земле

---

|| Космос и фанфики

В тексте «Время сновидений», который я написала — вымучила, можно сказать, — полтора года назад, есть абзац о том, как интерес Рипли к астрономии оформился и набрал силу. Началось все с научпопа, с журнала «Ловцы звезд», который она почитывала украдкой во время скучных лекций, с последних докладов Бесаральского Института Космических Наук, а потом она стала углубляться в предмет. Все мы знаем, что, заглядывая в глубины космоса с помощью телескопа, астроном благодаря конечной скорости света заглядывает в прошлое; так и Рипли рано или поздно дошла до «Соляриса» Станислава Лема и «обаятельных, но невыносимо старомодных передач Карла Сагана». Под передачами я имела в виду культовый документальный сериал «Космос: персональное путешествие».

Так вот. По-моему, текст фика пора править: «обаятельных, но невыносимо старомодных передач Карла Сагана и Нила Деграсса Тайсона».

Я видела уже нескольких человек, жалующихся на то, что трейлер-де слишком пафосен, спецэффекты чересчур круты, а музыка написана для блокбастера... И забывающих почему-то, что тридцать три года назад, когда «Космос» Сагана выходил на экраны, видеоряд его делался по высшему — по тем временам — классу. Погодите немного, дайте смениться поколению — и наши дети-романтики, возможно, будут любить «Космос» Тайсона за некоторую «наивность, присущую началу двадцать первого века» и устаревшую, но обаятельную картинку.

Собственно говоря, обычно мне не очень-то нравится, когда авторы фантастических произведений слишком часто поминают классиков — литературы, науки, философской мысли. То, что для нас — часть школьной программы, обязательное чтение любого интеллигента, для человека будущего может оказаться лишь пластом культурного наследия, копаются в котором только историки — да люди чрезмерно увлеченные. Каковы, например, шансы, что Рипли Шепард, человек военный, человек, прямо скажем, к чтению равнодушный, человек, в общем и целом историей и литературой двадцатого века не интересующийся — прочитает и полюбит «Космос» Сагана? Тот самый «Космос», который сейчас уже требует предисловия — мол, написано во времена холодной войны, не обессудьте, — и некоторые главы которого уже полны неточностей с точки зрения современной науки?

И тем не менее.

«Космос — это все, что есть, что когда-либо было и когда-нибудь будет. Одно созерцание Космоса потрясает: дрожь бежит по спине, перехватывает горло и появляется чувство, слабое, как смутное воспоминание, будто падаешь с высоты».

«Какая-то часть нашего существа знает, что мы пришли оттуда. Нас тянет вернуться».

«Каждая звездная система — это остров в пространстве, изолированный от соседних с ним световыми годами пустоты».

Я, между тем, пишу фик по третьей части «Эффекта Массы» — медленно, в час по чайной ложке, но все-таки. Называться будет: «Остров».

@темы: Mass Effect